Юлий Малис - Николай Пирогов. Его жизнь, научная и общественная деятельность
Пирогов, конечно, не забросил медицины и продолжал практиковать. Бедные ученики, не имевшие средств платить доктору, обращались к Пирогову в качестве пациентов, даже с теми болезнями, которые сопровождают обыкновенно юношеский возраст. “И как это у вас хватило смелости идти с такою болезнью к господину попечителю! Вот увидите, будет вам!” – говорили надзиратели. Но гимназисты знали, к кому шли. Они посмеивались на замечания надзирателей. Нечего и говорить, прибавляет рассказчик, что предсказания начальства о дурных последствиях для ученика никогда не сбывались.
Таковы были отношения попечителя к гимназистам.
Помимо гимназий, в Одессе было особое учебное заведение, Ришельевский лицей. На этот-то лицей и обратил Пирогов свое внимание, задумав преобразовать это высшее учебное заведение в университет. Необходимость такого преобразования была очевидна для Пирогова при первом же знакомстве с характером заведения. Поставив себе такую задачу, Пирогов стал неуклонно добиваться осуществления ее. Не желая действовать единолично, что противоречило его принципам, он предложил совету лицея обсудить меры к его улучшению. Результатом совещаний явилось то, что мысль Пирогова нашла себе полную поддержку в совете. Как известно, Ришельевский лицей был преобразован в Новороссийский университет в 1865 году, то есть значительно позже. В ожидании выполнения своего проекта Пирогов прилагал все старания поднять лицей, что ему в значительной степени и удалось. Для приобретения физических и химических приборов, минералов и прочего был послан за границу профессор химии Гассгаген. По инициативе Пирогова студенты лицея устроили кабинет для собственного чтения. За время управления Пироговым кабинеты лицея – минералогический, физический, астрономо-геодезический, зоологический, технологический, земледельческих орудий, нумизматический и химическая лаборатория – составляли предмет его постоянных попечений. Пример ученого попечителя, его любовь к науке передались и студентам лицея, и результаты этого наглядно обнаружились. Пирогов не обращал внимания на внешнюю сторону, а требовал от студентов, чтобы они действительно были студентами. Благодаря этому поведение студентов во все время управления Пирогова округом было безукоризненно. В них стало обнаруживаться сознание необходимости усиленных и напряженных занятий; даже вновь поступающие поняли, что к ним предъявляются иные требования, и поэтому лучше готовились. В своих заботах о поднятии уровня знаний в начальных школах Пирогов проектировал устроить при лицее педагогическую семинарию.
Обратимся теперь к публицистической деятельности “общественного хирурга” в Одессе, к его статьям в “Одесском вестнике”, превратившемся из бесцветного провинциального листка в почтенный литературный орган. Благодаря Пирогову “Одесский вестник” перешел в заведование лицея. Совет последнего избрал в редакторы профессоров Георгиевского и Богдановского. Весьма характерно письмо, которым приветствовал попечитель новых редакторов. В этом письме, помещенном в “Одесском вестнике”, Пирогов показывает трудность для будущего органа лицея служить в то же время и вкусам публики.
“Лицей и публика! Вы, верно, не угодите лицею, если будете помещать дребедень в фельетоне или сделаете его газету лавочной вывеской. Лицей хочет говорить о деле. Он хочет доказать, что он не просто только рассадник чиновников двенадцатого класса. Приняв на себя издание газеты, он желает доказать перед правительством, что он не понапрасну считается высшим образовательным учреждением целого края, а что все интересы, все потребности края ему близки к сердцу”.
Далее идут следующие прекрасные строки:
“Вспомните, что “Одесский вестник” может попасть в руки и великоросса, и малороссиянина, и молдавана, и грека, и еврея. Вспомните, что Одесса живет пшеницей, что степь – плохой проводник убеждений и просвещения. А убедить людей, даже и не степных, что и пшеница, и интересы разноплеменных типов, и все на свете может быть приводимо и даже может быть приведено к одному знаменателю, нелегко. Вспомните, что великое слово “вперед”, столь одушевлявшее солдат Суворова и Блюхера, не на всех действует так же магически. Есть еще много на свете господ, и степных, и столичных, которые не только не знают, что можно и должно идти вперед, но и вообще не знают, что всякий из них, как-нибудь, да идет вперед ли или назад”.
Избегая давать какие-либо советы, Пирогов хотел лишь обратить внимание редакторов на трудность их нового дела, “во всеуслышание пожелать успеха”.
“Я сравниваю вас, господа редакторы, с артистом, выступающим на сцене перед разнохарактерной публикой. Его публика так же, как и ваша, занимает и партер, и ложи, и раек. Если артист – человек с талантом и призванием, то станет ли он своею игрою заискивать благоволения у сидящих во всех ярусах и рядах, вверху и внизу? Истинный талант и истинное искусство привлекают, не спускаясь”.
Из этого письма читатели убеждаются, как широко смотрел Пирогов на роль газеты. Но он не ограничился одними благими пожеланиями. В “Одесском вестнике” появлялись статьи его самого и, по призыву его, многих учителей из всех концов округа, так что газета приобрела действительно серьезный оттенок. По поводу одной статьи, робко намекавшей на невыгоды несвободного труда, Пирогову пришлось даже открыто в том же “Одесском вестнике” защищаться от инсинуаций другого местного органа и заявлять, что по смыслу закона цензор не должен читать того, что прямо не написано у автора.
Из статей, помещенных Пироговым в “Одесском вестнике”, остановимся на одной – “Быть и казаться”, которая красноречиво доказывает, как щепетильно он относился к своим обязанностям попечителя, и освещает его взгляды на дело воспитания. Ученики второй одесской гимназии, подражая студентам лицея, пожелали устроить спектакль с благой целью – помочь товарищам. Требовалось разрешение попечителя, которое по бывшим прецедентам и последовало. Тем бы дело и должно было кончиться. Но у Пирогова, по его словам, возник нравственно-педагогический вопрос: можно ли позволять молодым людям, чтобы они прямо со школьной скамьи выступали на сцене и представлялись действующими лицами перед публикой? Мелкий на первый взгляд вопрос о разрешении спектакля вырос таким образом до принципиального, который беспокоил Пирогова, но который он должен был себе разрешить. Не будучи педагогом по профессии, откровенно и часто сознаваясь в этом, Пирогов тем не менее глубоко вдумывался во все встречавшиеся ему случаи педагогической практики и старался исчерпать вопрос. В этом сказалась немецкая основательность дерптского профессора. Свои сомнения в пользе таких зрелищ, развивающих в неопределившемся еще ребенке искусство притворяться и знакомящих его с наукой “быть и казаться”, Пирогов выразил в прекрасной статье под тем же заглавием. Нельзя не согласиться с грустными словами автора, что “и не выходя на театральную сцену, на одной сцене жизни ребенок скоро научится лучше казаться, чем быть”. Мир фантазии и действительность в глазах ребенка – говорит автор – составляют одно целое. В его душе нет этой двойственности, этого разлада между быть и казаться. Он вполне живет в мире сказочном. Совсем не то на сцене, когда ребенок прекрасно знает, что он играет чужую, не свойственную ему роль и, следовательно, притворяется. Оберегая душу ребенка, Пирогов считает профанацией вводить мальчика в нездоровую атмосферу подмостков, оваций и похвал со стороны снисходительных ценителей и судей. Отсюда – казаться и быть. От театральной сцены к школьной, к пресловутым экзаменам, один только шаг. “Но не лучше выставок детей на паркете и театральной сцене и публичные выставки на сцене школьной. Это тоже театр в своем роде. Да еще на театре выставляется, по крайней мере, то, что должно быть выставлено: искусство притворяться и великий дар заставлять себя чувствовать по собственной воле. А на публичных экзаменах выставляется напоказ знание, которого истина и значение ничем столько не оценяются, как скромностью”.
