Михаил Одинцов - Преодоление
Вылет полка для удара по вражескому аэродрому начался ранним утром. Сохатый с эскадрильей замыкал колонну полка и довольным взглядом окидывал боевой порядок самолетов. Летчики шли красивым строем, и Это создавало у него уверенность в благополучном исходе полета. В глубине души он гордился тем, что командир дивизии заметил его военные успехи, надеется на него и поэтому доверил командование опытной эскадрильей, да еще в другом полку. Генерал, конечно, знал, что перевод летчика в другую часть всегда сложен не только встречей с новыми людьми, но и столкновением различных мнений по вопросам боя. Новому пилоту, а тем более командиру, всегда в этом случае приходилось к чему-то приспосабливаться, что-то отвергать. Ломать, с его точки зрения, ненужное и устаревшее и внедрять свое. Перенимать чужой опыт, убеждать и доказывать свою правоту. Приказывать подчас вопреки сложившемуся мнению коллектива, когда тебе обычно молчаливо противостоит заместитель погибшего: человек, думавший о получении "законного" повышения, летчик, уже известный этим людям, которому они, вероятно, уже не раз доверяли свои жизни в бою, поэтому верят ему больше, нежели вновь пришедшему, чью фамилию до сегодняшнего дня и не слышали. Думая об этих навалившихся на него сложностях взаимоотношений, Сохатый очень хотел, чтобы вылет прошел удачно и без потерь. В случае успеха у него сразу открывались хорошие возможности утвердить свои тактические новинки как при ведении воздушных боев, так и при штурмовых операциях. Он не был согласен со многим, о чем довелось ему слышать и самому видеть при совместных полетах полков дивизии.
…В лучах низкого еще солнца показался вражеский аэродром. И голова полковой колонны как бы уперлась в заградительный зенитный огонь. Наблюдая самолеты и разрывы снарядов, Сохатый отметил про себя, что у него создается впечатление, будто ведущая группа увязла в полосе разрывов и от этого потеряла скорость. Позади идущие, чтобы не наскочить на передних, вынуждены были сломать строй, разрезали колонну на отдельные клинья, из которых потом быстро собрались в змейку.
Все это показалось Ивану странным.
Он подводил эскадрилью к рубежу зенитного огня по кривой траектории маневра. Но его внимание все больше занимал не огонь врага, а нервозное шараханье ведомых самолетов из стороны в сторону, как будто их раскачка исключала случайную встречу со снарядом врага. Он подумал тогда, что летчики нервничают скорее всего оттого, что не очень представляют законы стрельбы зениток среднего калибра. Маневрировали не по обстановке, применяли резкие броски машин из стороны в сторону, как бы уходя от выпущенной в упор очереди из автоматической эрликоновской пушки или пулемета. Самолеты беспорядочно раскачивались по высоте и направлению, как лодки на мертвой зыби моря, и это создавало угрозу столкновения между собой, затрудняло построение общего маневра. И Иван решил попытаться по радио успокоить пилотов, прежде чем идти в атаку.
С басовитой ноткой строгости в голосе Сохатый передал:
― "Горбатые", я ― трехсотый, встать всем на место! Успокойтесь! Этот огонь не опасен. Маневр строю я! Через тридцать секунд пойдем в атаку. Цель на южной окраине аэродрома. Стоянку самолетов вижу. После атаки левый разворот.
Говорил, а сам смотрел, как его распоряжения возвращают самолеты на положенные места. И оттого что его голос услышали, узнали и подчинились, ему сразу стало спокойней. Он почувствовал себя увереннее. Посмотрев на рядом идущий самолет Терпилова, увидел в форточке фонаря его руку. Тот показывал оттопыренный кверху большой палец. Летчик сигналил, что у него все в норме. Но Иван понял в этом жесте нечто большее ― поддержку и одобрение его команды, знак доверия. И душа Ивана откликнулась: он перехватил ручку управления самолетом в левую руку, а правую поднес к форточке и показал Терпилову сначала все пять пальцев, а потом сжал руку в кулак и оставил на обозрение только один большой палец.
Состоявшийся глухонемой разговор настроил его на оптимистический лад, и он более чем спокойно провел эскадрилью через рубеж разрывов. Посмотрев, что все идут на своих местах, Иван проверил оружие и подал команду:
― Проверить готовность оружия. Работаем с одного захода! Стрелять самостоятельно! Сброс бомб по ведущему самолету! Пошли в пикирование!
Он, как всегда, уменьшил немного обороты мотора и, переводя машину в снижение, посмотрел за ведомыми. Убедившись в том, что в атаку пошли все, он занялся своим непосредственным делом: стрелял по "юнкерсам", стоящим на земле, и определял точку прицеливания для сброса бомб. В это время стрелок тревожным голосом сообщил:
― Командир, ведомые уходят вперед, обгоняют нас на пикировании.
Оторвавшись от прицела и взглянув назад, Сохатый увидел, что его подчиненные не идут больше за ним. Сбросив бомбы без его команды, они вышли из пикирования и находились уже значительно выше него. В сердце иглой кольнула обида. Он понял, что его или сознательно бросили, или не поверили в его слова. Не поверили в то, что в огне врага можно, а иногда и нужно сбавлять обороты мотора, уменьшать скорость полета, чтобы группа не растягивалась, чтобы у ведомых был резерв для маневрирования.
Бой требовал от него конкретной работы, и он решил заняться все же вражеским аэродромом, а уж потом принимать какие-то меры по восстановлению порядка. Пять ― семь секунд, потребных ему для завершения атаки, ничего сейчас не меняли в обстановке, он же не мог себе позволить такой роскоши бросить бомбы и расстрелять снаряды впустую.
― Командир, с нами идет только один Терпилов, остальных не вижу!
― Знаю. Хоть один помощник, а все же есть. Бросаю бомбы!
Выход на заданную цель и бомбометание по ней еще больше оторвали Сохатого от эскадрильи. Заканчивая атаку, он напряженно искал решение, которое бы не усложняло обстановку еще больше. Будучи уверенным, что без твердой командирской руки "Илы" могут понести потери, он решил воспользоваться радио, вызвать на связь заместителя.
― Триста десятый, я ― трехсотый. Нахожусь позади вас на дальности километра три. Ответь, если меня слышишь.
― Слышу хорошо.
Выяснять отношения было некогда. Главное была связь, и он обрадовался ей.
― Триста десятый, бери на себя управление группой и веди ее домой. Передних видишь?
― Вижу.
― Ну тогда жми к ним! Я приду самостоятельно. Потом разберемся.
Передав управление, Сохатый осмотрелся кругом и убедился окончательно, что они с Терпиловым остались вдвоем. Истребители ушли вперед к большой группе самолетов, их потеряли из виду, и поэтому надо рассчитывать только на свои силы.
