Борис Хотимский - Непримиримость. Повесть об Иосифе Варейкисе
— То ж вы не у счет, бо мы до вас вжо привыкли. Вы ж — наш!
— Дякую, — поблагодарил, усмехнувшись, Иосиф. И озабоченно добавил: — Сегодня наша с вами задача, товарищи, не только вооружиться, но и овладеть оружием. В кратчайшие сроки. Не потому, что мы так уж хотим воевать, нет! А для того, чтобы приблизить мирную жизнь. Начать строить ее на том фундаменте, повторяю, который заложен Вторым съездом Советов и победным Октябрем в Петрограде. И здесь, в Екатеринославе, мы в самое ближайшее время выступим с оружием в руках за власть Советов, против Центральной рады. Придется померяться силами с гайдамаками. И наша сила должна одолеть!
— Одолеем!
— Переможемо!
— К этому надо готовиться. Да не путать божий дар с яичницей, не по фамилиям решать, кто наши, а кто не наши!..
19. К ВОПРОСУ О ДОВЕРИИ
О главкоме Муравьеве Иосифу за последнее время кое-что доводилось слышать, и немало хвалебного. Иные утверждали даже, будто сей бывалый воин в критический момент, по сути дела, спас Петроград и революцию. Хоти Иосиф лично с Муравьевым не встречался и не имел оснований сомневаться в его ратных заслугах и всяческой доблести, однако согласиться со столь завышенной его оценкой никак не мог. Ибо был убежден, что Петроград и революция были спасены не Муравьевым, а рабочими, солдатами и матросами. И фактически главкомом, направившим все усилия оборонявшегося революционною Петрограда, был не кто-либо, а прежде всего Ленин.
Именно Ленин возглавил комиссию для непосредственного руководства ликвидацией мятежа, созданную ЦК РСДРП (б) и Совнаркомом в ночь на 28 октября. Именно Ленин указал Центробалту двинуть на защиту Петрограда флот и вместе с представителями Всенно-морского революционного комитета разработал план расстановки боевых кораблей на Неве, дабы прикрыть подступы к городу. И не кто иной, как Ленин, прибыл в ночь на 29 октября к путиловцам — проследить за подготовкей бронепоезда, изготовлением и ремонтом орудий. А после бессонной ночи он же провел совещание с работниками ВРК и выступил на собрании представителен частей Петроградского гарнизона… Всех этих подробностей Иосиф Михайлович, находясь на Украине, мог пока еще не знать. Но опыт и чутье не обманывали: истинным главкомом там, под Петроградом, был вождь реьолюцил, глава первого в истории Советского правительства.
Сейчас разговор о Муравьеве завязался с немолодым большевиком из городского комитета. Они шагали к пустырю, где обучалась сколоченная Иосифом красногвардейская дружина — более двух сотен штыков! Товарищ должен был убедиться в боеготовности этой не столь уж малой революционной силы.
Первая трудность — добыть оружие — была преодолена. Требовалось немало находчивости, чтобы вооружить рабочие дружины. Скажем, перехватить эшелон, идущий с фронта на Тулу, к оружейным заводам. В таком эшелоне, среди изломанных в боях русских трехлинеек, можно било разыскать и вполне исправные винтовки, отобранные у военнопленных или взятые из захваченных неприятельских пакгаузов. Поэтому вооружение красногвардейцев было весьма неоднородным: русские, немецкие, австрийские винтовки и дажа устаревшие однозарядные берданки…
Вторая трудность заключалась в обучении, ее ещо предстояло преодолеть. Вот и прибыл товарищ из горкома — поглядеть, как она, эта вторая трудность, преодолевается. И, коли возникнет нужда, подсобить.
По пути к пустырю они беседовали о том о сем, больше — о последних новостях из Петрограда. При этом, естественно, упомянули и героя-главкома.
— Не знаю, — признался Иосиф, — не верю я что-то этому подполковнику. Не лежит душа, да и только.
— Потому что офицер?
— Нет, не потому. Мало ли вчерашних офицеров среди нынешних большевиков? Я убежден даже, что бывших офицеров надо активнее привлекать к революции. Ведь у русского офицерства тоже есть свои революционные традиции, не надо пренебрегать этим в нашей работе.
— Что ж, не ты один так считаешь… А удавалось ли тебе привлечь хоть одного офицера?
— Сейчас сами увидите. Бывший прапорщик. Только что из лазарета, правая рука перебита. Так он ежедневно тренируется в стрельбе левой. Мы ему предоставили возможность, ради нее он, собственно говоря, и взялся обучить наших.
— Исключительно ради возможности пострелять?
— Кто его знает? Сказал, будто это для него главное. Но мне кажется, не только это. Человек он неглупый, весьма образованный. Но пока еще не поручусь, еще не созрело яблочко, еще с кислинкой…
— Лишь бы не с червоточинкой. А то падалицу подбирать…
— Поглядим, что из этого прапорщика получится, — сказал Иосиф. — Во всяком случае, дело свое он знает и работает на нас добросовестно.
— Вообще-то, в инструкторах у нас чаще солдаты… Ну, а этому ты доверяешь?
— Не вполне.
— Так я и предполагал. Потому что не солдат?
— Потому что не большевик.
— Ага… — собеседник был явно не лыком шит и с самого начала разговора шел к определенной своей цели, не теряя ее из виду, как бы они ни уклонялись в сторону. — Теперь понятно. Значит, и Муравьеву ты не веришь потому лишь, что он не большевик?
— Возможно, — согласился Иосиф. — Всем этим эсерам, анархистам, меньшевикам и иже с ними… Что хотите со мной делайте, но нет у меня к ним веры. Как нет веры в бога…
— Ну, в огороде бузина, а в Киеве дядько! Ты можешь потерять веру в бога, Иосиф, это естественно. Мы, большевики, не можем не быть атеистами. Но не теряй веру в человека. Не торопись не доверять, это всегда успеешь.
— Ну да! Когда доверия не оправдают, поздно будет спохватываться.
— Это так. Но вот доверил же ты этому прапорщику и оружие, и обучение своих людей…
— Потому что в случае чего никуда он от нас не денется.
— Не скажи. Мы здесь еще не взяли власть. Да и когда возьмем, не все так сразу будет, как нам бы хотелось… Ты говоришь, поздно будет спохватываться. Но бывает поздно и другое: спохватываться, когда не оправдается наше недоверие, а человека потеряли, не вернешь. Бывает такое… Чем больше будешь верить в людей, тем охотнее и легче люди поверят в тебя. Вот, что ни говори, поверил ты в какой-то хотя бы мере этому своему офицеру увечному — глядишь, и он в тебя поверит и сам к нам перейдет…
Иосиф молчал, слушал и напряженно думал. А собеседник его продолжал несколько наставительно, что свойственно многим немолодым людям:
— Суди человека по делам, дорогой товарищ, по фактическим делам. А не по формальной партийной принадлежности. Ведь именно так судишь ты этого прапорщика. Сам говоришь, дело свое он знэет и делает его не за страх, а за совесть. Вот так же и с другими. А то сам в себе культивируешь этакую… абсолютную непримиримость ко всем и вся.
