Леонид Токарский - Мой ледокол, или наука выживать
Природа не ко всем бывала любезной и не прощала человеческие ошибки. Парень, который меня сменил на «волчьем» посту, на обратном пути в казарму заблудился. Нашли его только весной, когда снег стаял. Он лежал с тыльной стороны казармы. Видимо, потерял дорогу и кружил вокруг казармы, пока не замёрз. Он очень хорошо сохранился. Впечатление было такое, что спит, сейчас проснётся, откроет глаза и спросит о почте.
Одно интересное явление человеческой психологии меня всегда поражало в Гремихе. Чем тяжелее и суровее были условия жизни, тем более циничными и жестокими становились отношения между людьми. Люди издевались друг над другом, не понимая, что завтра они могут поменяться местами.
Глава 11
Второй круг ада
Я и не подозревал, отправляясь в штрафную роту, какие неписаные инструкции меня сопровождали. Капитан второго ранга Павлов из особого отдела дал устное указание: «Делайте с этим жидом всё, что захотите. Вам за это ничего не будет».
Это указание было воспринято с большим воодушевлением. Им намекнули также, что некоторые их прегрешения будут прощены. (В особом отделе «висело» несколько уголовных дел о грабежах и поножовщине.) В роте находилось в это время около 60-ти человек. Из них шесть литовских националистов. Это были здоровые высокие ребята. Они плохо говорили по-русски и вообще не понимали, что вокруг них происходит. Литовцы держались вместе, никогда не перемешиваясь с остальными. Они крепко пили, иногда буянили. Уголовники их остерегались, как и они, впрочем, уголовников. Ко мне они относились безразлично.
Было восемь молодых ребят без уголовного прошлого; которых уголовники пользовали в своё удовольствие, — хорошие ребята, частью с каким-то образованием, попавшие туда по недоразумению или волею судьбы.
Остальные — мразь, уголовники самого низшего пошиба (они считали себя «по понятиям» — высокого). Разного возраста: от 22 до 27 лет. Все отбывшие от одного до трёх сроков. Среди них наркоманы, бандиты, «медвежатники», воры. Заправлял всем ( «держал мазу ») парень из Москвы. Кличка его — «профессор». Он утверждал, что отсидел три срока и закончил два курса в каком-то институте. Тип очень неприятный, садист. Шутки у него были очень жестокие. Однажды летом, когда все находились на природе, он заметил кабель, находящийся под напряжением, который упал и лежал на земле. Я тоже заметил этот лежащий кабель. «Профессор» позвал своего лучшего друга и, подмигнув мне, поспорил с ним. Расстегнул брюки и стал отливать прямо на кабель, но прерывисто, как это умеют делать мужчины. Его полуграмотный друг не понял и стал делать то же самое, но неразрывной струёй. Его сразу сильно ударило током. Он катался по земле, держась за член, и выл, как раненое животное. Не уверен, что он мог после этого стать отцом. Всем было очень весело. «Профессор» ходил гордый.
Когда я появился в первый раз, уголовники меня радостно и искренне приветствовали. В моём лице они увидели игрушку — мышку для стада котов. Выглядели мои новые сослуживцы очень страшно. У некоторых были изрезаны лица, руки, спины, много татуировки. «Профессор» принял меня шуткой: «Смотрите, как нам повезло. Один еврейчик в Гремихе. И тот — у нас». «Косой», вор из Казахстана, тут же вывернул мой вещевой мешок и начал копаться в вещах. Всё интересующее он забрал себе. Особенно его интересовали фотографии моих знакомых девушек. Потом я понял, что фотографии использовали для группового онанизма. Это вид коллективных мероприятий, заменявший им, «социально-близким элементам», партийные собрания.
«Косой» был на редкость противный тип. Всегда одним глазом косился на лидера, угадывая его пожелания и выполняя их. Люди такого типа служат обычно «шестёрками» у лидеров. Он и являлся «шестёркой» «профессора». Я стал возражать против грабежа. «Косой» стал нежно меня успокаивать, что он только посмотрит и, конечно, мне всё вернёт. (Тактика моего «опускания» ещё не определилась «профессором».) Это было днём, когда они ещё были трезвые.
Наступил мой первый вечер и первая ночь в зверином логове. Все присутствующие дружно напились. Водки не было. Пили «чифир». Это чай: на кружку воды засыпается пачка-полторы заварки. От этого напитка человек не пьянеет, а дуреет. Затем начался процесс моей «абсорбции». Техника была выбрана простая. Сначала задавить психологически, показывая на чужих примерах, что будет, если я не сдамся. Они схватили Димку Кутузова, одного из восьми «молодых», и стали его бить. Формальная причина сформулированная «профессором», — Димка некачественно начистил его, «профессора», сапоги.
Я никогда не видел столь жестокого избиения. Парня били флотскими ремнями с широкими пряжками. Били по лицу. Он закрывал его руками. Били по рукам. Запястья превратились в одну кровоточащую огромную рану. Кожи не было. В комнате были уже нелюди. Было тихо. Слышались только удары. Они уже забыли и про меня, и про причину, по которой они забивали человека. Потом все завалились спать. Я помог Димке, как мог и чем мог.
Так прошла моя первая ночь в аду. Утром нас развели на работу. Вечером того же дня меня первый раз избили — я отказался стирать чью-то одежду. Ночью подожгли мне спички между пальцами ног и налили испражнений в мои сапоги. Потом стояли и хохотали вокруг кровати. Я чувствовал себя потерянным и несчастным. Завтра обещало быть хуже, чем сегодня. Я был раздавлен этой безысходностью. Жить больше не хотелось. Хотелось умереть и покончить с этим. Казалось — это единственный логичный выход. Я был в этом уверен. Придя в котельную, наметил трубу, достаточно прочную, чтобы выдержать моё тело. Затем пошёл искать верёвку. Искал часа два, но так и не нашёл. Вдруг интересная мысль пронзила меня.
А почему, собственно, я должен умереть один? Ведь я же здоровый парень и точно могу забрать одного или двух из этих гадов! Не хотелось умирать на коленях, и у меня, вроде бы, появилась возможность умереть стоя
— в бою. Что лучшее человек может себе пожелать, если у него нет выхода?! Для меня это был важный психологический перелом.
Когда входил в котельную, у меня под ногами что-то зазвенело. Это был кусок старой автомобильной рессоры. Подняв его с земли, отбросил за ненадобностью. Теперь пошёл и разыскал эту рессору. Потом зашёл в слесарную мастерскую, соседствующую с котельной. Там никого не было. Включив точильный станок, начал затачивать на нём рессору. Заточив её и обмотав тупой конец изолентой, лежавшей в шкафу у электриков, сделал неплохую финку. От финки, спрятанной под робу, у меня начала появляться уверенность. Теперь дело оставалось за малым
— умереть...
