Джон Толанд - Последние сто дней рейха
Если Рудель для Гитлера был идеалом воина, то сорокасемилетнего доктора Йозефа Геббельса фюрер считал идеалом интеллектуала. В результате операции, которую Геббельсу сделали в возрасте семи лет, левая нога его была короче другой почти на восемь сантиметров. В школе он серьезно занимался самообразованием, а в двадцать с небольшим лет начал писать любительские романы, сценарии, пьесы, но в каждом случае его ожидал провал. Одаренный разными маленькими талантами и потерпев фиаско в своих начинаниях, он стал ярым проповедником идей Гитлера. Если бы вдруг появился кто-либо из коммунистов, обладающих гением Гитлера, то Геббельс наверняка стал бы проповедником коммунизма, поскольку обладал мятежным духом и в философии нацистов его привлекала революционность.
Мартин Борман был таким же ярым нацистом, как и Геббельс, и они были самыми преданными последователями Гитлера. Оба были готовы сделать для Гитлера все, и им обоим не доверял Гиммлер. Несмотря на сходство, у них имелись серьезные отличия. Борман был невысок и грузен, с шеей борца. Его круглое лицо и широкий нос лишь подчеркивали его полноту, придавая его облику безжалостный, почти звериный вид. Невыразительный и суровый, он предпочитал оставаться на заднем плане. Геббельс был стройным, внешне похожим на Дон-Кихота. Он явно обладал актерским дарованием, пользовался успехом у дам и любил находиться в центре внимания. К тому же он имел хорошее чувство юмора и мог очаровать целую аудиторию или единственного слушателя своим острым умом. Если Борман был медлительным, но точным и пунктуальным, то у Геббельса было прекрасное воображение, и он имел, по словам Шпеера, латинский, а не германский склад ума, что помогло ему стать великолепным оратором и мастером пропаганды.
В национал-социализме Бормана привлекала его враждебность к церкви, откровенный национализм и возможность личного продвижения. В качестве помощника Рудольфа Гесса он был практически ничем и даже теперь, когда он возглавлял партийную канцелярию, его почти никто в Германии не знал. Борман стал тенью Гитлера, всегда находился с ним рядом, готовый сделать самую скучную и трудоемкую работу, и стоило Гитлеру бросить всего лишь одно слово, как Борман немедленно приступал к работе. Однажды в Бергхофе, находясь на своей вилле, Гитлер выглянул из большого окна на близлежащий коттедж и назвал его бельмом на глазу, пожелав, чтобы его снесли после смерти хозяев. Через несколько дней Гитлер с удивлением заметил, что коттедж чудесным образом исчез. Воспринимавший все буквально, Борман снес дом и переселил его обитателей в гораздо лучший дом, к которому сами хозяева питали отвращение.
Он был одним из самых загадочных лидеров национал-социализма. Борману не требовались награды и почести. Он даже избегал публичного появления, а посему его фотографии были настолько редкими, что лишь немногие немцы смогли бы узнать его в лицо. Единственное, чего он добивался, это стать человеком, без которого Гитлер будет как без рук.
В апреле 1943 года Бормана официально назначили секретарем фюрера, и в этом качестве он получил величайшую власть. Именно он решал, с кем Гитлеру следует встречаться и какие документы читать. Более того, Борман присутствовал почти при каждом разговоре.
После покушения 20 июля Гитлер стал еще больше зависеть от тех немногих людей, которым он продолжал доверять полностью, и из них Борман был единственным, кто умел из сырых идей и проектов подготовить ясные предложения. "Предложения Бормана, - однажды сказал Гитлер, - настолько четко подготовлены, что мне остается сказать только "да" или "нет". С его помощью я управляюсь с кипой бумаг за десять минут, в то время как с другим мне пришлось бы заниматься этим часами. Если я прошу его напомнить мне о каком-либо деле через шесть месяцев, то могу быть уверен в том, что он это сделает". Когда кто-то пожаловался на жесткие методы, которые Борман использовал, выполняя обязанности, то Гитлер заметил: "Я знаю, что он жесток, но если он взялся за дело, то обязательно выполнит его. На него я могу положиться".
Эти двое, Борман и Геббельс, такие похожие и такие разные, жестоко соперничали друг с другом за любовь фюрера, но их соперничество было незаметным и тихим. Геббельс, понимая, насколько фюрер зависит от Бормана, был слишком умен, чтобы открыто показывать свою враждебность, а Борман, знавший, что Геббельс является личным другом фюрера, инстинктивно не желал бороться с ним в открытую.
Кроме обязанностей министра пропаганды на доктора Геббельса также возложили обязанность руководить обороной Берлина, и в начале февраля он выступил в этой роли перед небольшой группой людей, собравшихся у него в кабинете. Там присутствовали генерал-майор Бруно фон Хауншильд, военный комендант Берлинского гарнизона, бургомистр, шеф полиции, статсекретарь доктор Вернер, помощник Геббельса, и капитан Карл Ганс Херман, которому Хауншильд поручил быть офицером связи при Геббельсе. Последние девять дней молодой Херман провел в доме Геббельса, где спал в комнате сына фрау Геббельс от предыдущего брака. После всех историй, которые Херман слышал о любовных связях Геббельса{19}, его удивило, что Геббельс оказался заботливым, внимательным мужем и у него близкие и гармоничные отношения с супругой. Однажды вечером, когда во время налета все сидели в бомбоубежище, Херман обратил внимание, как фрау Геббельс взяла руку мужа и нежно прижала её к щеке.
На этом совещании в феврале Геббельс заявил, что собирается сообщить присутствующим государственную тайну, и все затихли. "Я только что разговаривал с фюрером, - сказал он и сделал драматическую паузу. - Что бы ни случилось, он твердо решил не покидать Берлина!" Все разошлись, чувствуя, что это доказательство необходимости оборонять Берлин, но для Геббельса это было также доказательством его первого триумфа над Борманом. Геббельс уже давно доказывал, что если их всех ожидает печальный конец, то фюреру лучше остаться в Берлине со всеми своими высшими руководителями, в то время как практичный Борман предлагал Гитлеру эвакуироваться в Берхтесгаден. По сути своей это был, конечно, далеко не триумф. Хотя Геббельс тянул одеяло на себя, а Борман на себя, Гитлер решил остаться в Берлине по своему собственному разумению и мог вполне изменить свое решение в случае изменения ситуации.
Из всех правителей Европы Гитлер оказался единственным, кто так сильно подчинил себе нацию. Он считал, что находится под покровительством провидения, и очередным доказательством для него служило чудесное спасение от взрыва бомбы. Когда-то в тюрьме, в 1924 году, он написал, что лишь немногие политики в истории человечества способны идти до конца ради достижения своих целей, являясь воплощением политической активности и философской мудрости. Теперь Гитлер, похоже, собирался доказать, что и он принадлежит к числу подобных исторических личностей и тоже пойдет до конца. Трагедия заключалась в том, что за ним со слепой преданностью до самого конца собирались последовать миллионы людей.
