Никлас Бурлак - Американский доброволец в Красной армии. На Т-34 от Курской дуги до Рейхстага. Воспоминания офицера-разведчика. 1943–1945
Дождь лил как из ведра, и мы все не могли пойти в наш любимый Сокэн, где обычно летом играли в бейсбол. А потому, сидя под навесом, обсуждали городские новости. Разговор зашел о том, кто чем займется, когда вырастет.
Ларди заявил, что станет художником. Это никого не удивило, так как он рисовал здорово и в своей хай-скул был уже главным редактором школьной юмористической газеты в картинках. Хеффи сказал, что пойдет в университет и выучится на профессора истории или литературы. Никто в этом тоже не усомнился — он уже тогда, в десять лет, вмешивался в наши с Малышом споры и пытался нас поучать. Ю-Пэ намеревался открыть на Восьмой улице народный банк. Тоже понятно, ибо в свои десять лет он давал в долг деньги, требуя своевременного возврата с процентами, которые тщательно высчитывал. Косоглазый решил сразу после четвертого класса бросить учебу и устроиться на какой-нибудь корабль юнгой.
— Хочу повидать мир, — объявил он нам свой выбор.
Малыш, большой любитель сладостей, намеревался открыть мини-фабрику по производству ванильного и шоколадного мороженого.
— А ты, Никки, что молчишь? Кем ты собираешься быть, когда станешь взрослым? — обратился ко мне Ларди.
— Боюсь, что вы поднимете меня на смех, если скажу вам, — честно признался я.
— Нет-нет, не бойся, Никки, мы не станем над тобой смеяться, — заверил меня Хеффи. — Честное слово, и чтоб я сдох, если сказал тебе неправду! — поклялся он.
Все остальные дружно его поддержали:
— Давай, Никки, говори, не бойся!
— Я твердо решил стать президентом Соединенных Штатов Америки. Вот!
Никто — ни Ларди, ни Хеффи, ни даже Ю-Пэ, выполняя обещание, даже не улыбнулись, но я видел, что они с трудом удерживаются от смеха. А Косоглазый и Малыш открыли рот от удивления.
— Как тебе в голову пришла такая идея? — спросил Ларди.
— О'кей, — сказал я. — Даю вам четкое обоснование своей идеи. Позавчера, в пятницу, отпуская нас на каникулы, наша училка мисс Смит сказала мне: «Знаешь ли ты, Никки, что на основании конституции Соединенных Штатов ты, как уроженец Бетлехема, по достижении тридцатипятилетнего возраста будешь иметь полное право выдвинуть свою кандидатуру в Белый дом?» — «Спасибо, мисс Смит», — поблагодарил я ее и пообещал это запомнить.
Тут в разговор вступил Ларди:
— А ты, Никки, знаешь, во сколько обошлись президентские выборы шестнадцатому президенту Соединенных Штатов Аврааму Линкольну?
— Во сколько? Скажи, если знаешь, — ответил я.
— В одну бочку яблочного сидра. Но… — здесь Ларди сделал многозначительную паузу, — но уже в 1928 году тридцать первому, Герберту Кларку Гуверу, президентские выборы обошлись в несколько миллионов долларов. Я знаю, я читал об этом. А в 1960 году, когда тебе исполнится тридцать пять лет, стоимость выборов в Белый дом обойдется кандидату в сотни миллионов долларов!
— Так вот что, Ларди, ты пытаешься мне объяснить, — сказал я на полном серьезе. — А скажи-ка, — не ты ли мне на день моего рождения подарил толстого стеклянного поросенка?
— Ну я, — растерянно подтвердил старший брат.
— Так вот, — напористо продолжал я. — С помощью этой копилки к 1960 году я соберу столько долларов, сколько надо, и непременно выдвину свою кандидатуру в президенты! И знайте: с прошлой пятницы я уже не принимаю ни одноцентовые, ни пятицентовые, ни десятицентовые, ни даже двадцатипятицентовые монеты. Только долларовые банкноты. Меня поддержат миллионы членов профсоюзов Америки, потому что я за них буду стоять горой! Солидарность профсоюзов — это великая сила, — так говорит наш Пап. Разве нет, Ларди, Хеффи, Ю-Пэ, Косоглазый и ты, Малыш?
После моей эмоциональной речи все перестали смеяться или даже задумались.
— Ну хорошо, Никки, допустим, ты все-таки выиграешь выборы, — прервал паузу Ларди. — Какими будут твои первые шаги в качестве вновь избранного президента?
— Ты, Ларди, видел в журнале рисунки сверхзвуковых кораблей, которые будут в США к 1960 году? Я как раз стану президентом. Видел или не видел?
— Да, Никки, видел. Но это же иллюстрации, нарисованные фантастом… Неужели в 1960-х годах можно будет летать на Луну?
— Уверен: такие корабли будут к услугам президента! — горячился я.
Тут в набиравший серьезность разговор включились Ю-Пэ и Хеффи.
— Но зачем тебе, президенту Америки, нужны будут такие корабли? — спросили они оба.
— А вот зачем. В корабли я соберу по всей Америке таких хозяев заводов, как бетлехемский Чарли Шваб, которые запрещают на своих заводах профсоюзы, и отправлю их всех на Луну. И наша страна избавится от паразитов. И еще в один из таких сверхзвуковых кораблей я распоряжусь загнать всех крыс и отправить туда же, к чарли швабам!
На этот раз пауза была очень длинной. Все сидели задумчивые. Прекратился дождь. Из-за туч выглянуло солнце. Ларди встал и сказал:
— Наш Никки отныне и во веки веков будет носителем прозвища Великий Фантазер!
— Ну хорошо, хорошо, союзник, — прервал меня лейтенант. — А все-таки: что бы ты сделал, если бы тебя сегодня избрали президентом Соединенных Штатов?
Мне хотелось ответить, что первым делом я бы попросил «всесоюзного старосту» Калинина вручить орден Ленина и «Золотую Звезду» Героя не кому иному, как Франклину Рузвельту — за вкусную тушенку, прекрасные «Студебеккеры», «Форды», «Доджи» и «Виллисы», за самолеты «Кобра», за танки «Шерман», за многокилометровые линии проводов, радио- и телефонные аппараты…
Не успел я все это сказать, как раздалось тревожное:
— Полундра! Идет!
Через секунду свет потушили и все лежали в своих кроватях. Полог палаты распахнулся, кто-то вошел и зажег свет. Все девять выздоравливающих притворились спящими. Однако строгий и вместе с тем знакомый мне девичий голос произнес:
— Нечего притворяться! Я видела в палате свет и слышала голос рассказчика! Лучше признайтесь, кто был рассказчиком?
Я открыл глаза и задохнулся. На пороге стояла ОНА! Да-да, это была она! Я собрал в кулак всю свою волю и выпалил:
— Рассказчиком был я, товарищ гвардии младший лейтенант медицинской службы!
— Принцесса! — с восхищением произнес мой сосед справа.
И тут произошло невообразимое.
— Никлас, милый, вы здесь? — Этот голос я не смог бы спутать ни с каким другим.
— Так точно, товарищ гвардии младший лейтенант медицинской службы! — ответил я взволнованно.
Она всплеснула руками, как это делала в таких случаях моя мама, и воскликнула:
— Боже праведный! Можно мне вас обнять?
— Нужно, товарищ гвардии младший лейтенант медицинской службы! — доложил я.
