Все цвета любви - Бернард Каролин

В зеркале бусины сияли и переливались тысячей оттенков зеленого. Интересно, если мешать такой цвет на палитре, как он будет выглядеть на холсте? Она взяла краски и сделала пробу. Для проверки Фрида нанесла крошечный мазок прямо на одну из бусин, чтобы посмотреть, удалось ли найти нужный оттенок. Она хотела было стереть каплю краски, но потом решила оставить как есть. Теперь бусина выглядела гораздо интереснее: этот мазок создал связь между далеким прошлым и настоящим.

Фрида уже купила мольберт и холсты, и ей не терпелось нарисовать еще один автопортрет в этом ожерелье, но сейчас не хватало света. Она аккуратно положила кисть и нефритовое ожерелье на стол. Композиция картины уже сложилась в голове, но воплощение подождет до завтра.

Она отправилась на кухню, напевая на ходу.

«Я так долго ничего не рисовала и соскучилась по живописи, — думала она. — Все, что я видела и собирала во время прогулок, все это я хочу нарисовать. Это будут картины, полные жизни. Картины цветов и форм Мексики, в которых я, как настоящий художник ретабло, буду рассказывать разные истории. Но больше всего я хочу показать свою жизнь и все, что в ней происходит: мои страхи, боли, которые преследуют меня по ночам. Я нарисую свою реальность».

Вдруг ей стало немного не по себе, и она обернулась к огромному окну, выходившему в темный сад. Снаружи уже совсем стемнело, и фигура Фриды отразилась в оконном стекле. Она с грустью посмотрела на мольберт, который медленно поглощали сумерки.

Глава 11

Через несколько недель к ним приехал погостить друг Диего, писатель и искусствовед «Луис Кардоса-и-Арагон. Он вырос в Гватемале, но после эмигрировал в Мексику.

Фриде он сразу же понравился. Луис носил маленькие усики, каку Чарли Чаплина, и оказался очень добрым, как и «бродяга» Чаплина, но при этом умным и начитанным. И он умел увлекательно рассказывать об искусстве.

— Такое чувство, будто мы с вами побывали в музее, — не раз говорила ему Фрида, прослушав очередной рассказ Луиса.

Она прониклась к нему таким доверием, что показала автопортрет с нефритовым ожерельем и несколько страниц из альбома с эскизами, чтобы узнать его мнение.

— У тебя очень мексиканская манера. Раньше я такого не видел.

— Я могу и как Боттичелли, — улыбнувшись, ответила Фрида, — но не хочу копировать. Мне нужны собственные цвета и мотивы.

— Где ты училась?

Фрида пожала плечами:

— В основном я самоучка. Кое-что узнала от отца, многое почерпнула из книг. И постоянно обсуждаю свои работы с Диего.

— Ты уже продавала свои работы? Кому? — поинтересовался Луис с серьезным видом.

Фрида рассмеялась.

— Нет. Как ты себе это представляешь? Я либо дарю картины, либо оставляю их себе. Чтобы наладить продажу, придется работать регулярно.

— Это не такая уж бесполезная затея, как может показаться, — возразил писатель.

Фриду его слова заставили задуматься. Когда-то она уже спрашивала Диего, удастся ли ей, по его мнению, зарабатывать на жизнь живописью. Но с тех пор слишком много всего произошло, и Ривера за это время сильно вырос как художник.

На следующее утро Диего с самого утра ушел на работу. Фрида и Луис встали поздно и долго завтракали на террасе в тени развесистого дерева манго.

— Ну а теперь и тебе пора работать, — заявил Луис, отставив в сторону кофе.

Фрида взглянула на него с изумлением. Разве можно рисовать, когда в доме гости?

— Я думала, мы сходим прогуляться. Тут очень занимательные пейзажи. А вечером зайдем за Диего.

Луис облокотился на стол и поднял брови.

— Фрида, ты просто обязана рисовать. У тебя большой талант, и тебе есть что сказать. Живопись тебе необходима: без нее жизнь не будет полной. Неужели ты хочешь вечно дожидаться, пока все дела будут сделаны и появится время на живопись? Как, по-твоему, создается искусство?

Когда Фрида промолчала в ответ на его речь, Луис поднялся и протянул ей руку:

— Пойдем, я составлю тебе компанию, если, конечно, позволишь.

Вскоре художница уже стояла у холста, и в душе у нее царил глубокий покой. Конечно, Кардоса-и-Арагон оказался прав. Как она могла забыть о том, что больше всего на свете любит рисовать! Живопись была ее крыльями, ее танцем, ее жизнью, подарком судьбы! И если она хочет создавать искусство, нужно находить для него время. Работать каждый день, как делает Диего. Ей сразу вспомнились Тина Модотти и Анита Бреннер, которыми она восхищалась. Обе они жили своей профессией и не мыслили себя без нее. Для Тины, Аниты и многих других женщин работа была на первом месте, впереди всего остального. И Фрида хотела стать такой же, как они.

Луис дал ей понять, что она уже готова рисовать каждый день и что живопись — самое важное в ее жизни.

— Спасибо, Луис, — поблагодарила она писателя.

В последующие несколько дней Фрида трудилась не покладая рук, а он сидел рядом, читал или наблюдал за ее работой. И лишь когда художница уставала, они отправлялись бродить по окрестным садам и по рынку или устраивали пикник. На обратном пути они забирали Диего из дворца Кортеса.

— Смотри, Луис, — сказала как-то раз Фрида, указывая на стены, уже расписанные мужем. — Диего — настоящий волшебник. Он рисует за нас двоих.

Ривера услышал ее слова.

— Я могу творить волшебство лишь потому, что ты рядом, — отозвался он. — Ты живешь во всех моих картинах, не только в ногах лошади Сапаты. — Он обнял жену и на мгновение замер.

По лицу Луиса было видно, что его смущает это внезапное проявление нежности. Он деликатно кашлянул и заметил:

— Фрида тоже великая художница.

Диего отпустил жену и радостно захлопал в ладоши.

— Ну вот, Фрида, ты снова кого-то очаровала!

И добавил, обращаясь к Луису: — Берегись, а то влюбишься в нее! А сейчас я хочу выпить. Пойдем!

Они отправились в паб, где много пили, пока Ривера травил свои байки.

— Как ты это делаешь, Диего? — спросил Луис, скорчив забавную гримасу и взъерошив волосы рукой, когда Диего заказал еще одну бутылку текилы. — Как ты выдерживаешь такую чудовищную нагрузку? Когда ты вообще спишь?

Диего рассмеялся и плеснул другу в стакан еще текилы. Фрида смотрела на мужа с благоговением. Она обожала этого большого мужчину, который излучал энергию, жажду жизни и творчества. Диего легко заводил друзей, но не боялся и нажить врагов, если того требовала ситуация. «Пусть у меня лучше будет один хороший враг, чем сотня дерьмовых друзей», — часто говорил он.

Фрида перевела взгляд с Диего на Луиса. Она была признательна Кардосе за то, что он вдохновил ее стать профессиональной художницей. Она наслаждалась полными труда и вдохновения днями, которые провела рядом с ним. В голове у нее созрело еще больше сюжетов для новых картин. Тетрадь для эскизов, которую подарил ей Диего, пухла на глазах. В один из дней Фрида попросила Кларету, жену садовника, попозировать ей. На холсте она изобразила полуобнаженную коренастую женщину с тяжелой грудью на фоне пышной тропической растительности: блестящих пальцевидных листьев, дынь с красной мякотью и цветков стрелиции, напоминающих по форме птичьи клювы. Кларета все время что-то напевала, и ее песня словно тоже вошла в картину. Фрида любила эту свою работу: от нее веяло жизнью. Потом она нарисовала дочерей Клареты, круглолицых, с серьезными глазами. Если девочкам приходилось слишком долго позировать, она угощала их конфетами и играла с ними.

— Дети от тебя без ума, — заметил как-то Луис, когда Фрида отмывала кисти, а дочери Клареты убежали. Он, как и прежде, подбадривал Фриду и обсуждал с ней ее картины, а еще рассказывал истории и показывал фокусы девочкам, когда те уставали сидеть на одном месте. — Я напишу о тебе статью, — заявил он. — Пора миру узнать о Фриде Кало.

Луис пробыл с ними в Куэрнаваке две недели, и Фрида уже не представляла себе жизни без этого чудесного человека. Но однажды утром она не смогла присоединиться к нему за завтраком: ее вырвало, как только она поднялась с постели, и любая мысль о еде вызывала новые приступы тошноты. «Видимо, я вчера переборщила с текилой», — предположила она.