Петр Романов - Перу. С Бобом и Джерри тропой инков
Роберто долго выяснял с патрулем отношения и даже показывал им фотографии, сделанные недавно в Ило на празднике капитана Рамиреса. Сначала каждую фотографию с интересом долго изучал начальник патруля. Потом их рассматривал маленький тонкошеий солдатик, все время хлюпающий простуженным носом. Ну и так далее. Из помещения блокпоста подтянулось еще человек пять. Ясно было, что ребята развлекаются по полной программе. Однако затем дело приняло уже серьезный оборот.
Это был тот редкий случай, когда Боб просчитался, потому что в пачке снимков, которые он предъявил патрулю, чтобы наглядно продемонстрировать нашу тесную дружбу с военными, на нашу беду, затесалась и фотография капитана Рамиреса, где он гордо позировал на фоне советского танка. После этого у патруля появился уже формальный повод задержать нас до выяснения всех обстоятельств. А вдруг мы чилийские шпионы?
Нетрудно было заметить, как сразу же приосанился косоглазый сержант, у которого, как он, видимо, считал, за долгое время полного безделья появилось наконец важное дело. Он уже двинулся к телефону и, если бы успел позвонить начальству, то, не сомневаюсь, все бы затянулось надолго, однако, к счастью, ситуацию спас английский джентльмен, которого я выпустил из машины на волю размяться.
Обнюхав все вокруг и сделав свои дела, пес неожиданно юркнул в служебное помещение блокпоста, что ужасно возмутило сержанта. Он раздраженно указал мне, что я, хоть и иностранец, обязан, точно так же, как это делают все граждане Перу (ну, здесь он явно преувеличил), водить терьера только в строгом наморднике и на поводке. Я, разумеется, не возражал.
Подозреваю, что военных больше всего расстроило то обстоятельство, что хозяина, то есть меня (да еще иностранца), пустить внутрь своего «укрепрайона» они не имели права, а самим ловить руками пусть и мелкого, но зубастого рыжего кобеля никто из личного состава не решался. Да и бабахнуть в собаку человека с загранпаспортом казалось делом рискованным, мало ли на какие неприятности нарвешься.
Впрочем, трудная ситуация разрешилась довольно быстро, потому что, не успел сержант закончить свой выговор, как Джерри сам выскочил наружу, причем с огромной крысой в зубах.
Не хватает слов, чтобы описать внезапно просветлевшие лица этих мужественных перуанских парней. Как потом выяснилось, именно эта крыса терроризировала блокпост уже около года. Эта дрянь не только пожирала и без того скромное солдатское пропитание, но еще и нарочно гадила на кухонный стол. К тому же не давала солдатам спокойно спать по ночам, с шумом перебегая из конца в конец блокпоста. «Да еще при этом беспрерывно чавкала», – с запоздалой обидой вспомнил один из солдат.
В общем, крыса ребят изрядно допекла. А если еще учесть, что не срабатывала ни одна ловушка, с помощью которых солдаты пытались избавиться от неприятеля, ясно, почему Джерри удалось моментально разрядить накалившуюся обстановку. Получалось, что английский джентльмен оказал перуанской армии немалую услугу.
Для штабных, сидящих где-то далеко в Лиме, все это, понятно, проходило по скромной статье «бои местного значения», но для ребят с блокпоста случившееся означало великую победу над старым ненавистным противником. Недаром у крысы, а это был действительно впечатляющий по своим размерам экземпляр, за долгое время ее беспрерывных диверсий появилось даже имя – Аллигатор.
После столь чудесного избавления от Аллигатора шлагбаум перед нами, естественно, немедленно поднялся, а фотография Джерри, которую сделал все тот же косоглазый сержант (ее, между прочим, обещали даже увеличить) должна была теперь украсить блокпост.
Все-таки как правильно я выбрал собачью породу, думал я, когда мы оставили препятствие позади.
5
Намучившись в дороге и задержавшись для бесед с военными, мы решили остановиться на ночлег в поселке, который охранял блокпост. Да и поесть было уже тоже пора. На разносолы в такой дыре мы не рассчитывали, но есть-то надо, а готовить самим, пристроившись где-нибудь на обочине, категорически не хотелось. Тем более казалось, что мы попали в мировой эпицентр пыли. Она кружилась в воздухе, покрывая толстым слоем все живое и мертвое, залезала за шиворот, в уши, рот и нос.
Картина вокруг угнетала своей безысходностью. Небольшие убогие домишки, слепленные из глины и соломы, редкие мулы, глубокомысленно жующие чертополох, грязные лужи и босоногие аборигены со всей очевидностью свидетельствовали, что данный населенный пункт гостиницей не располагает.
Да мы в нее и не рвались. Что такое гостиницы в подобных местах, мы знали по горькому опыту. Клопы и блохи достанут не только терьера, но и нас, грешных. В результате просто прокрутимся в постели до утра. Так что решили найти какое-нибудь уютное местечко, отъехав от этой богом забытой деревни километров двадцать, а там свернуть куда-нибудь в зелень недалеко от трассы и заночевать в спальных мешках, даже не разбивая палатки.
Но вот готовить все-таки не хотелось, поэтому мы двигались по поселку медленно, внимательно высматривая, где здесь находится местный «салун».
«Салун» оказался маленькой террасой с двумя столами прямо на пыльной улице. Меню разнообразием не отличалось – пиво и тушеный куй с жареными бананами. Для тех, кто привык лишь к сладким импортным бананам, поясняю, что вообще-то сортов бананов тьма, и те, что мы покупаем в магазинах, далеко не самые вкусные. Есть еще бананы кормовые, выращиваемые для скота, и бананы, которые во многих странах жарят и подают как гарнир. Мне такие бананы не нравятся, но это дело вкуса.
Но главное, что смущало – это необходимость съесть куя, симпатичное животное, о котором я уже упоминал. Разводят их, кстати, в основном почему-то в горах, как кроликов, хотя куя и называют морской свинкой. При чем тут море, не знаю.
До того момента все долгие годы жизни в Перу мне как-то удавалось улизнуть от нередких предложений местных друзей, и в частности Боба, попробовать мясо куя, но тут деваться было некуда. На меня неумолимо смотрели хитроватые глаза индейца.
Прочитать мысль Боба особого труда не составляло. Это была, конечно, месть за то, что я заставил его влезть в самолет и пролететь над пустыней Наска. Теперь бумеранг вернулся:
– Знаешь, стыдно, столько лет прожив в Перу, не попробовать одно из главных национальных блюд.
Не дожидаясь моего ответа, Боб повернулся в сторону старухи, которая была кухаркой и официанткой одновременно, и жестко сформулировал заказ:
– Два пива и два куя.
Еще до того, как мне подали блюдо, я уже чувствовал себя людоедом. А когда тарелку принесли… Куя подали целиком, с головой и лапками, а в пустых глазницах убитого ради меня животного мне представились несчастные глаза жертвы.
– Меня вырвет, – честно предупредил я Боба.
– Ничего, – безжалостно ответил он, – здесь не паркет.
Действительно, там, где мы устроились, пола не было вовсе.
Короче, лапку куя я все-таки съел. Похоже на курицу, но все равно, на мой взгляд, это еда не для человека. Хуже было бы, разве что если бы Боб привел меня в забегаловку – а такие в Лиме тоже есть, – где «гурманы» с наслаждением поедают кошек. Хорошо еще, что собак не едят.
В Перу по этому поводу однажды разразился даже немалый скандал, когда один из телеканалов показал документальный ужастик, где шаг за шагом продемонстрирован весь процесс приготовления блюда из кошек, начиная с того момента, как ресторанные «кошкодавы» отлавливают бродячих животных на городских свалках. Ну а затем во всех деталях рассказали, как готовится «изысканное блюдо». Откуда у перуанцев страсть к «кошкоедению», не знаю. Сами они утверждают, что это результат того, что в стране много иммигрантов из азиатских стран. Не исключено.
Скандал был грандиозным. И если телеканал рассчитывал таким образом себя прорекламировать, то это у него получилось. Все граждане, обожающие кошек, и в первую очередь бабушки-кошатницы, вышли на улицу и чуть не разгромили телеканал, решившийся показать подобную мерзость. И хотя руководство канала от расправы спасла лишь полиция, пресса признавала, что у этого специфического телесериала оказался запредельно высокий рейтинг. Так что я уже давно понял: большинство телезрителей всегда предпочтет мировой киноклассике или выдающемуся оперному тенору что-нибудь скандальное и грязное. И дело тут, разумеется, не в перуанцах, а вообще в человеке.
В общем, я под пристальным взглядом Боба, собрав всю волю в кулак, откусил от лапки. Больше, несмотря на терзавший меня голод, съесть не смог. Остальное за обе щеки уплел индеец и частично Джерри, которому достались объедки с барского стола.
В эту ночь я лег спать на голодный желудок и с нечистой совестью. А вдруг в этом чутком животном, который каким-то чудом ощущает в человеке болезни его внутренних органов, есть душа, думал я, ворочаясь в спальном мешке. Срам-то какой!
