Иван Майский - Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)
Печать таких настроений лежит на всех решениях, принятых в Касабланке. В своем совместном послании главе Советского правительства от 27 января 1943 г. Рузвельт и Черчилль писали по поводу этих решений:
«Наше основное желание состоит в том, чтобы отвлечь значительные германские сухопутные и военно-воздушные силы с русского фронта и направить в Россию максимальный поток снабжения… Наше ближайшее намерение состоит в том, чтобы
(а) очистить Северную Африку от сил держав оси и создать военно-морские и военно-воздушные базы,
(б) открыть надежный путь через Средиземное море для военного транспорта и
(в) начать интенсивную бомбардировку важных объектов держав оси в Южной Европе…
Кроме того, мы намерены сконцентрировать в пределах Соединенного Королевства значительные американские сухопутные и военно-воздушные силы. Эти силы совместно с британскими вооруженными силами в Соединенном Королевстве подготовятся к тому, чтобы снова вступить на континент Европы, как только это будет осуществимо.
В Европе мы увеличим быстрыми темпами бомбардировочное наступление союзников из Соединенного Королевства против Германии»[253].
И это все. Где же открытие второго фронта в Северной Франции? Его не было. Имелся лишь туманный намек на то, что англо-американцы будут готовить вооруженные силы для такой операции и ждать момента, когда она окажется «осуществимой».
30 января Сталин направил ответ Рузвельту и Черчиллю. В нем он писал:
«Понимая принятые вами решения в отношении Германии как задачу ее разгрома путем открытия второго фронта в Европе в 1943 г., я был бы вам признателен за сообщение о конкретно намеченных операциях в этой области и намеченных сроках их осуществления»[254].
9 февраля последовало требуемое уточнение со стороны Рузвельта и Черчилля, но оно не обещало ничего хорошего. В нем говорилось:
«Мы также энергично ведем приготовления, до пределов наших ресурсов, к операции форсирования Канала (т.е. Ла-Манша. — И.М.) в августе, в которой будут участвовать британские части и части Соединенных Штатов. Тоннаж и наступательные десантные средства здесь будут также лимитирующими факторами. Если операция будет отложена вследствие погоды или по другим причинам, то она будет подготовлена с участием более крупных сил на сентябрь. Сроки этого наступления должны, конечно, зависеть от состояния оборонительных возможностей, которыми будут располагать в это время немцы по ту сторону Канала»[255].
Формулировки Рузвельта и Черчилля носили столь каучуковый характер и содержали так много оговорок, что я решил поговорить лично по этому вопросу с британским премьером. Вот что записано у меня под датой 9 февраля:
«Что касается операции через Ла-Манш, — говорит Черчилль, — то, право, затрудняюсь сказать сейчас что-либо определенное. Мы, англичане, смогли бы выделить для этой цели 12–15 дивизий… а американцы…
Тут Черчилль недоумевающе пожал плечами и воскликнул!
— Пока у американцев здесь только одна дивизия!
— Как одна? — с удивлением отозвался я, — Вы говорили мне в ноябре, что в Англии стоит одна американская дивизия, — неужели с тех пор ничего не прибавилось?
— Так оно и есть! — отозвался Черчилль. — С ноября американцы не прислали ничего.
— А сколько американских дивизий вы ожидаете к августу? поинтересовался я.
— Если бы я знал! — с комическим отчаянием откликнулся Черчилль. Когда я был в Москве, я исходил из того, что американцы к весне 1943 г. доставят в Англию 27 дивизий, как они обещали. Из этого я исходил в разговорах со Сталиным. Но где они, эти 27 дивизий?.. Сейчас американцы обещают к августу только четыре-пять дивизий… Если они сдержат свое обещание, то операция через Ла-Манш будет проведена силами в 17–20 дивизий…
Черчилль вдруг рассмеялся, точно вспомнил что-то очень забавное, и спросил меня:
— Как вы думаете, сколько человек содержит американская дивизия?
Я с некоторым недоумением ответил:
— Точно не знаю, но, думаю, вероятно, 18–19 тыс.
— Правильно, — еще громче захохотал Черчилль, — если считать только бойцов… А если считать и весь обслуживающий персонал, то 50 тыс.!
Я невольно ахнул.
— Как 50 тыс.?
— А так, 50 тыс.! — еще раз воскликнул Черчилль и затем с явным сарказмом в голосе начал считать. — Чего только нет в американской дивизии!.. Ну, конечно, транспорт, медицинская служба, интендантство и пр. Это все в порядке вещей. Но дальше!.. Два батальона прачек, один батальон стерилизаторов молока, один батальон парикмахеров, один батальон развлекателей, один батальон портных, один батальон сапожников… Ха-ха-ха!.. Мы бросили в Северную Африку почти полмиллиона войск, а всего-то навсего это составляет 10–11 дивизий.
Черчилль еще раз рассмеялся и прибавил:
— Мы, англичане, в этом отношении плохи, но американцы еще хуже».
Разговор с премьером меня окончательно убедил, что на второй фронт в Северной Франции весной 1943 г. рассчитывать не приходится. Однако у меня еще теплилась маленькая надежда, что, может быть, он будет открыт в августе — сентябре. Для этого надо было как следует встряхнуть англичан, напугать, крепко ударить по той психологии «complacency» (самоуспокоенности), которая после Сталинграда стала стихийно возрождаться как в низах, так и особенно в верхах общественной пирамиды. Именно имея это в виду, я решил по крайней мере обратиться хоть со словом предостережения к нашим союзникам.
23 февраля 1943 г. при активном участии советского посольства и британского министерства информации в Лондоне была устроена большая выставка на тему «25 лет СССР и Красной Армии». Открывая эту выставку, я во вступительном слове сказал:
«Как ни радостны наши победы (под Сталинградом), как ни ценны успехи вашей восьмой армии (в Африке), было бы величайшей ошибкой думать, что фашистская Германия уже дышит на ладан. К сожалению, это еще не так. Германской военной машине в течение последних месяцев нанесен ряд тяжелых ударов, но она еще не сломлена. Она еще функционирует, она еще сильна. Фашистская Германия еще держит в руках много карт — территориальных и других, — которыми она может играть. И перед союзными нациями лежит еще длинная и трудная дорога, прежде чем будет достигнута их цель: полный разгром и уничтожение врага. Ничем меньшим мы не можем удовлетвориться!.. Путь от Моздока до Ростова и от Сталинграда до Харькова был не прогулкой для Красной Армии. Это был путь героической борьбы.
