Дмитрий Шестаков - Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)
37. «Вчера вливался в окна лунный свет…»
Вчера вливался в окна лунный свет.
Обвеяна несбыточными снами,
Про старину далеких, светлых лет
Шептала ты дрожащими устами.
Сегодня ночь огромна и пуста…
Ни проблеска мечтательного света…
Чего же жду? не прозвучат уста
Мелодией вчерашнего привета.
38. Гном
Вижу – черная пещера,
И в пещере старый гном,
И шурша, и спотыкаясь,
Бродит с пыльным фонарем.
Бедный гном! Весы да гири,
Груды сена, ветхий ларь…
И, дрожа в руке дрожащей,
Затуманился фонарь.
И дрожа, по низкой стенке
Тени тянутся во мглу…
Зашуршало что-то в сене,
Что-то прячется в углу…
Проворчал старик, согнулся
Над коптящим фитилем…
Видно, нынче барышами
Недоволен старый гном…
Бедный гном! И вы ли это,
Кудри влажные лугов,
Чаши нектара живого
Для счастливцев и богов?
Вы ли в час прозрачный утра
Над туманною рекой
По росе ложились следом
За четою молодой?
Это вы ль в дыханье легком
Ветерков и мотыльков
Легкой музыкой звучали
Тонких стеблей и листков?
Где же всё? И пыль, и затхлость —
Ваша бедная судьба,
Этот ларь и этот закром,
Точно узкие гроба,
Эта черная пещера,
И в пещере старый гном,
Как могильщик недовольный,
Бродит с тусклым фонарем.
39. Порт-Артурцам
Низкий поклон до земли
Всем, кто в кровавом Артуре
Русскою верною грудью все бури,
Все непогоды снесли.
Вот они, вот наконец-то желанные
Сходят на берег родной,
И побежденные долгой неравной борьбой,
Как победители смерти венчанные.
Низкий поклон до земли
Всем вам, кто доблесть родную,
Русскую доблесть святую
Не побежденной в боях сберегли.
Низкий поклон до земли
Всем, кто в кровавом Артуре,
Скорбные жертвы промчавшейся бури,
В землю сырую легли.
Снится вам, знаю я, знаю, что снится:
Вот над твердыней родной,
Вновь шелестя по лазури живой,
Знамя родное победно струится.
Низкий поклон до земли
Всем вам, кто верность солдата,
Русскую верность покорно и свято
Не побежденной до гроба несли.
40. Пушкину
К тебе, поэт, к тебе! В такие дни больные,
В такие скорбные, бессолнечные дни
Сверкают и зовут мои стихи родные,
Далеких вешних дней бесценные огни.
И говорят они, как ты любил и верил
И в правду русскую, и в верный наш народ,
И как пред сильными земли не лицемерил,
И как свою страну ты бодро звал вперед.
О пусть исполнится целительное слово,
Пускай воспрянет Русь и, верою горя,
Для силы новых дел, для подвига святого
Сплотится верностью под знаменем Царя!
41. Октябрь
Сколько листов по полянам!
Сколько покинутых жнив!
Воздух напитан туманом
От вечереющих нив…
Нити седой паутины
Ткутся меж веток и трав.
Все совершает единый
И вековечный устав.
Нежною грустью разлуки
Дышит задумчивый пруд.
Скоро незримые руки
Слабую нить оборвут.
42. Чужая тайна
У лесного ветра вырвал я добычу
Легкие обрывки бледного письма,
И немые тени я несмело кличу
Рассудить догадки темные ума.
Этот почерк быстрый, трепетный и страстный,
Точно без сознанья, точно в полусне…
Вижу: «мой любимый»… «дерзко»… «не согласны»…
Это для другого… Это не ко мне…
Сердце застучало на чужой могиле
Жгучим сожаленьем к робким мертвецам.
Знаю – здесь страдали, знаю – здесь любили,
И лесному ветру тайны не отдам.
43. Закладка
Если раскрою я книгу святую
В час, как пылает от дум голова,
Вижу я эту закладку цветную,
Вечные вижу слова.
Фон у нее серебристый и серый,
Легкие розы гирляндой бегут, —
Память любви и надежды и веры,
Сердцем подсказанный труд.
Ты, утолявший здесь жажду святую,
Где ты, по тихим твоим вечерам
Эту сдвигавший закладку цветную,
Этим внимавший словам?
44–47. Этюды
I. Зеленый
Какой здесь дышит сон зеленый.
Какою веет тишиной…
Брожу один, завороженный,
Лесной заглохшею тропой.
Зеленым светом день струится
Кругом в зеленой темноте,
И что-то чистое таится
На каждой ветке и листе.
И на палитре драгоценной
Иной зеленой краски нет
Как зелень вешних возрождений
И фей зеленых полусвет.
II. Алый с белым
В тихих куртинах садов
Алые маки…
Знойных волнений кровавые знаки
В тихих куртинах садов.
В белой пустыне снегов
Стройные лани…
Трепетный след непорочных свиданий
В белой пустыне снегов.
III. Белый
Белыми руками возле белых хат
Расстилаю белые я холсты, подружки,
Чтоб вздохнуть мой милый был на белом рад,
На моей ли беленькой, как цветок, подушке.
Не погаснет, видно, поздний мой ночник,
Мамка спать до утрени не заманит дочки:
То-то любо белый ткать да ткать ручник —
Утираться милому после знойной ночки.
IV. Бледный
В мертвом вереске оврага
Тело бледное, нагое.
О, таинственные силы
Превращенного героя;
О, таинственная вечность
И стремлений и отваги;
О, рыданий бесконечность
В отуманенном овраге.
48. «Помыслы наши горячие…»