Владимир Гросман - Хроники незабытых дней
Петя вставлял язвительные замечания. Я был горд и счастлив, что сижу как равный с такими остроумными и эрудированными людьми. Наконец-то я оказался в нужном месте и в нужное время! «Советский экспорт» издавался на русском и еще четырех европейских языках. Кроме штатных сотрудников редакции, в наш коллектив входило большое количество авторов, художников, переводчиков. В редакции почти всегда находились люди различных творческих профессий, что создавало совершенно особую атмосферу, резко отличавшуюся от аппаратного подхалимско-чиновничьего духа, царившего в элитарном Министерстве внешней торговли. Следует отметить, что даже когда редакция переехала на улицу Каховка, и слилась с Внешторгрекламой, это никак не отразилось на честных товарищеских отношениях людей и не привело к наушничеству и стукачеству, столь распространенному в системе, частью которой мы были.
За годы, что я проработал в журнале, сменилось несколько главных редакторов, а вот заместитель главного редактора Амин Тынчеров и ответственный секретарь Вилен Говорков постоянно оставались на своих местах, но по разным причинам.
С Виленом Говорковым, умным и интеллигентным выпускником МГИМО мы, можно сказать, подружились, насколько позволяла разница в возрасте и в положении. Крупный, лысеющий мужчина лет сорока, он был мозговым центром журнала, и практически руководил всей деятельностью редакции. Мне казалось, что с годами он стал относиться ко мне с особым доверием.
В моей памяти Говорков остался хронически невезучим человеком. Если, например, в очереди за такси возникала потасовка, Вилен, конечно, оказывался рядом и попадал в околоток, о чём немедленно сообщалось в министерство. Если в пивной возникала драка, то его обязательно привлекали в свидетели. О повестке в суд узнавал партком и возникал вопрос, что уважаемый коммунист-руководитель делал вечером в пивной? На него, как полагалось, накладывали очередную епитьмью — партвыговор или взыскание. Только проходил «исправительный» срок как катилась очередная «телега». Он нырял из одной неприятности в другую, хотя порой не по своей вине. Апофеозом проблем стала потеря партийного билета, что в рамках системы приравнивалось к антигосударственной деятельности. Тут, даже опытный в подобных делах Тынчеров, не смог его отстоять. В карьере Говоркова в системе Минвнешторга была поставлена точка.
Тынчеров был человеком совершенно иной формации. В прошлом крупный советский чиновник Татарии, затем политработник в армии, он был далёк от всех творческих проблем журнала и занимался технической стороной издания. Раз в году он отправлялся в Австрию на переговоры с типографией. Вернувшись из командировки, он обычно собирал редакцию и «отчитывался» о поездке перед народом. При этом он постоянно подчёркивал, что владелец типографии является членом ЦК компартии Австрии. Видимо этот факт должен был устранить подозрения в необходимости командировки, хотя все знали, что поездки носили премиально-поощрительный характер.
В сущности, Тынчеров был не злым, хитроватым мужичком, крепко напуганным советской властью.
Прекрасно понимая, что его личное благополучие зависит от профессионализма сотрудников, он в меру возможностей прикрывал буйных подчинённых от санкций вышестоящих товарищей. Мне казалось, что Петю Ступишина он даже побаивался. Дело в том, что Тынчеров пол-жизни прожил в Казани и плохо владел «великим и могучим». Язвительный Ступишин не упускал случая процитировать его очередной перл в компании курящих сотрудников, а то и в стенгазете. Об этой газете следует сказать особо. По своему вольнодумию она напоминала незабвенную «Сопли и вопли», выпускавшуюся в редакции «Гудка» времен Ильфа и Петрова.
Я, в то время кандидат в члены партии и комсомольский секретарь Внешторгрекламы — объединения, куда структурно входила редакция журнала, по велению партбюро, был назначен редактором стенгазеты. Не помню, как она называлась, но мы именовали её «Окопная правда». Раздел сатиры вёл Петя, который не щадил никого.
У Ступишина было врожденное чувство языка и юмора.
Ещё в институте он был непременным соавтором и участником великолепных инязовских капустников.
Вспоминается такой случай. В нашей стенгазете в разделе, который между собой называли «Сказки дедушки Амина», была помещена заметка о том, что в Гималаях обнаружено неизвестное науке племя «гомобабелей». Они, как «арабы и ираки» (это из выступления Тынчерова по ситуации на Ближнем Востоке) — мусульмане. Вследствие того, что племя издревле живёт на крутом склоне горы под углом в 45° одна нога у «гомобабелей» стала короче другой на 20 см. Таким образом, дескать, человек как биологический вид успешно приспосабливается к суровым условиям обитания. Не помню, придумал ли Петя сам эту бурдень или где-то вычитал, но последствия были интересными. Через пару дней после появления номера этой стенгазеты Тынчеров вызвал к себе Ступишина. Петя вышел от него, таинственно усмехаясь, но любопытным коллегам ничего не сказал. После работы, соблюдая традицию, Ступишин, Туманов и я, расположились в одном из оврагов Новых Черёмушек, ныне засыпанном и застроенном. Мы разожгли костёр, открыли пару бутылок водки, стали жарить на прутиках докторскую колбасу и, начали «подводить итоги трудного дня».
Тут-то Петя, с присущим ему артистизмом и передал нам содержание конфиденциальной беседы.
Сначала Тынчеров осторожно расспрашивал его, действительно ли существует такое племя, и как такое может быть. Петя ответствовал, что в определённых условиях человек действительно может мутировать, но «гомобабели» — это юмор. При слове «юмор», заместитель главного редактора разволновался и стал выпытывать нет ли тут какого-нибудь подвоха или намёка на советскую действительность. В конце концов, он доверительно просил Петю повлиять на меня, как на редактора газеты, чтобы убрать эту информацию «от греха подальше». Надо было видеть и слышать, как Ступишин изображал эту сцену в лицах.
Мы катались по траве от хохота.
Вспомнив этот эпизод, я подумал, как с возрастом меняется отношение к жизни. Случись такое сейчас, я бы разнервничался, стал бы клеймить тупость начальства и вообще гневаться на неустройство мира. А тогда всё казалось смешным и лёгким. Воистину прав Простофиля Вильсон, утверждая, что лучше быть молодым навозным жуком, чем старой райской птицей.
Юра Туманов будучи секретарём нашей партгруппы, довольно нелестно отзывался о политике родной партии. Не жаловал он и В. И. Ленина. Особенно вредной он считал ленинскую идею демократического централизма, полагая, что именно она задушила демократию внутри партии. Кстати в КПСС я вступил по настоянию Туманова. Аргументы у него были железные: — Я, и Петя уже в партии, с тобой нас будет трое.
