Голиб Саидов - Чётки
Все-таки, права старая поговорка, гласящая: «В одну и ту же реку не войти дважды». А жаль. Жаль, потому что не только аисты покинули Бухару. Исчезло многое из того, что являлось само собой разумеющимся. Взять, к примеру, ту же самую парварду. Где она? Куда исчезла? Только не надо тащить меня за руку на базар и показывать мне то, что отдалённо напоминает бывшую настоящую парварду. А раньше её можно было встретить не только на базаре, но и чуть ли не в любом продовольственном магазине. А куда делись дыни «каллабури»? В последний свой приезд мне, правда, случилось «встретить» этот сорт, но вкус его, показался мне не таким, какой был в прошлом. Где седобородые и внушающие своим внешним видом уважение, благообразные старцы? Куда «попрятались» каландары-дервиши? Впрочем, последних не было уже давно: эти ещё в мою бытность стали «улетучиваться».
Совсем недавно я понял главное: не нужно бегать по старым улочкам и принюхиваться к запахам; не следует расстраиваться по поводу исчезнувшей парварды; тщетно с фонариком в руках искать каландаров-дервишей, ибо все это никуда и никогда не пропадало и не исчезало. Все это есть и присутствует. В твоём сердце, в твоей памяти. И пока, ты хранишь эту память, пока, ты, следуя заветам восточных классиков, проявляешь человеческую заботу не только о близких и родных; пока, совершенно искренне и доброжелательно, не делая никаких различий, ты способен, одинаково благожелательно относится ко всем людям, до той поры Бухара будет сохранять своё величие и благородство. И, может быть, тогда у нас появится хотя бы маленькая и слабая надежда на то, что аисты, возможно, ещё вернутся…
Немного о колоде и кочерге…
Мне часто вспоминается моя бабушка с её худыми натруженными руками, сетью испещрённых c выпуклыми прожилками вен. Теперь, когда её не стало, я все больше и больше осознаю и заново переоцениваю эту кроткую и до невозможности скромную личность. После неё мне более не приходилось встречать в своей жизни людей подобного типа. Да они и не вписываются в нашу сегодняшнюю действительность с её холодной расчётливостью и потребительским отношением. Даже, приходя в гости, к нам домой, к своей дочери (моей маме), она умудрялась с собой в тряпочке принести немножко мяса, дабы не обременять своим присутствием наш семейный бюджет. Сколько себя помню, я, почти всегда, придя домой к дяде, где проживала моя бабушка, заставал её в ош-хоне (на кухне), где она постоянно что-то стряпала.
Помню, как я смеялся и искренне недоумевал, – почему она, сидя на корточках и поставив перед собой деревянную колоду, рубит и измельчает на ней старым специальным широким ножом мясо. Ведь, для этого специально люди давно уже придумали мясорубку, которая за считанные минуты перемолотит любое мясо? Но бабушка никогда не спорила. И продолжала методично и однообразно отстукивать и совершать, вошедшие в привычку, движения.
И даже потом, уже сидя за ужином и нахваливая изумительные по вкусу блюда, приготовленные искусными руками, я продолжал удивляться её терпению и усидчивости, не понимая самого главного – все самое вкусное готовится исключительно вручную, и никакая мясорубка, никакой самый совершенный агрегат не в состоянии заменить собою обычные человеческие руки. Это до меня дошло позднее, когда мне перевалило за сорок.
И вообще, я обратил внимание, что почти все блюда бухарской кухни держатся исключительно «на руках» и это, конечно же, неудивительно. Традиции, особый многовековой уклад и преемственность в передаче опыта последующим поколениям не могли не наложить особый отпечаток на бухарцев во всем, не исключая и такую область, как кулинария. Здесь, пожалуй, наиболее ярко и рельефно ощущается и проявляется эта связь с предыдущими поколениями. Для этого достаточно будет войти практически в любой дом Старого города, где до сих пор можно увидеть на кухне многочисленную утварь и предметы, изготовленные кустарным способом. И все они находят своё применение в деле, а не лежат на полках как антиквариат.
Я очень сожалею, что очень поздно стал проявлять интерес подобного рода вещам. Потому, что сейчас в молодых семьях многое из того, что осталось нам в наследство от наших бабушек и дедушек, стало постепенно вытесняться предметами и агрегатами современной промышленности. Нет, я не за возврат к прошлому и техническая революция не будет стоять на месте. Это понятно. Как понятно и то, что с исчезновением старинной утвари, предполагающей со стороны человека личное участие и заменой ее новейшими технологиями, ради экономии времени и дешевизны труда, без сомнения мы теряем нечто более ценное, чем просто «бабушкина колода» или «дедушкина кочерга».
Вот почему я радуюсь тем небольшим «островкам», которые остались не завоёванными научно-техническим прогрессом. Рискну произнести крамольную мысль, что закралась мне в этой связи в голову: мне кажется, что каждое новое достижение научно-технического прогресса (пылесос, стиральная машина и т. д.), привнося в наш дом облегчение, одновременно способствует притуплению приобретённых, в своё время, полезных навыков и ведёт к лености всего организма, расхолаживая и приводя в отдельных случаях к окончательной деградации личности. В итоге, человеку лень не только пошевелить рукой, но даже собственными мозгами.
А последние также нуждаются в некотором упражнении, дабы мы не потеряли окончательно способность правильно мыслить.
Бусинка семнадцатая – О чем молчит еврейская махалля
Бухарская синагога. Автор фото неизвестен.
«Оказавшись в городе одноглазых, прикрой один глаз»
(старая восточная поговорка)Да простят меня «братья-славяне», но речь пойдёт о евреях. Причём, не просто о евреях, а исключительно о бухарских. Хотя, справедливости ради, необходимо отметить, что и другие евреи (из Украины, Белоруссии, Прибалтики и т. д.) также нашли себе место под гостеприимным азиатским солнцем и внесли в культурную копилку Бухары достойную лепту. Но о них – как-нибудь потом, а сейчас…
От нашего дома, расположенного в новой части города, до Ляби-хауза можно было легко добраться, воспользовавшись для этого вторым маршрутом автобуса и проехав всего три остановки, до здания пожарного депо, или – как здесь принято выражаться – до «пожарки» («Ин мошин гужо мерўт? Фажаркаба мерўт ми?» / тадж. «Куда идёт эта машина? До „пожарки“ идёт?»). Однако я, довольно часто игнорируя городской транспорт, предпочитал пройтись пешком, сокращая свой путь напрямую, по «гипотенузе», которая как раз проходила через еврейскую махаллю.
