Манфред фон Рихтхофен - Красный истребитель. Воспоминания немецкого аса Первой мировой войны
Днем мы прибыли в штаб. Нас сердечно встретили знакомые товарищи, работавшие в Святая святых. Мне страшно жаль этих несчастных бумагомарателей. Они лишь наполовину получают удовольствие от войны. Прежде всего я отправился к главнокомандующему авиации.
На следующее утро наступил знаменательный момент, когда я должен был встретиться с фон Гинденбургом и фон Людендорфом[37]. Мне пришлось какое-то время подождать. Трудно найти слова, чтобы описать встречу с этими генералами. Возникает ощущение сверхъестественности происходящего, когда находишься в комнате, где решаются судьбы мира. Поэтому я был очень рад, когда снова оказался вне этих стен Святая святых и мне было приказано позавтракать с его величеством. Как раз был день моего рождения, и, наверное, кто-то сказал об этом его величеству. Он поздравил меня, во-первых, с моими успехами, а во-вторых, с двадцатипятилетием и вручил мне подарок.
Раньше я никогда не поверил бы, что в свой двадцать пятый день рождения буду сидеть справа от генерал-фельдмаршала фон Гинденбурга и он упомянет меня в своей речи.
На следующий день мне предстояло обедать с императрицей, поэтому я поехал в Гамбург. Ее величество также сделала мне подарок, и я получил большое удовольствие, показывая ей, как надо стартовать на аэроплане. Вечером меня снова пригласил генерал-фельдмаршал фон Гинденбург.
На следующий день я полетел во Фрейбург, чтобы немного пострелять. Во Фрейбурге я воспользовался самолетом, собиравшимся лететь в Берлин. В Нюрнберге я заправил баки бензином. Приближалась гроза. Я очень торопился попасть в Берлин. Разные интересные вещи ожидали меня там. Поэтому я вылетел, невзирая на грозу. Я испытывал удовольствие от облаков и жуткой погоды. Дождь лил как из ведра. Иногда шел град. Впоследствии у пропеллера был совершенно необычный вид – град его здорово повредил, на лопастях появились зазубрины, как у пилы.
К несчастью, я так увлекся плохой погодой, что совершенно забыл смотреть вниз. Когда же я вспомнил, что надо выглянуть, было уже слишком поздно. Я потерял всякое представление о том, где нахожусь. Хорошенькое дело! Я заблудился в собственной стране! То-то мои посмеются, когда узнают об этом!
У меня не было никакого понятия, где я. Из-за сильного ветра я отклонился от курса. Ориентируясь по солнцу и компасу, я попытался определить, в каком направлении находится Берлин.
Маленькие города, деревни, холмы и леса мелькали внизу – я ничего не узнавал. Пытался сверять местность внизу с картой – но тщетно. Все казалось другим. Узнать страну было невозможно. Позже я понял, почему не мог найти дорогу, – я отклонился от своей карты на 100 километров.
Полетав пару часов, я и мой гид решили приземлиться где-нибудь на открытой местности. Это всегда неприятно. Невозможно определить, что на самом деле представляет собой поверхность земли. Если хотя бы одно колесо попадает в яму, вся «коробка» превращается в деревяшку, годную лишь для производства спичек.
Мы попытались прочитать название одной из станций, но, конечно, это оказалось невозможным. Буквы были слишком мелкими. Итак, мы были вынуждены сесть и пошли на это с тяжелым сердцем только потому, что больше ничего нельзя было сделать. Мы поискали луг, который сверху казался подходящим, и попытали счастья. При ближайшем рассмотрении, к сожалению, оказалось, что этот луг вовсе не был таким приятным, каким казался. Доказательство тому – погнутая рама нашей машины. Так мы прославились, став посмешищем. Сначала заблудились, а потом еще и разбили свою «телегу». Мы приземлились в окрестностях Лейпцига. Если бы мы не сели так глупо, то наверняка добрались бы до Берлина. Но иногда бывает: что ни делай, все равно ошибешься. Пришлось продолжить путешествие поездом.
Через несколько дней я прибыл в Швейдниц, мой родной город. Было семь утра, но на вокзале собралась большая толпа людей. Меня очень тепло встретили. Днем происходили разные митинги в мою честь, в частности митинг бойскаутов. Было ясно, что мои соотечественники проявляют живой интерес к своим воинам.
МОЙ БРАТ
Не прошло и восьми дней моего отпуска, как я получил телеграмму: «Лотар ранен, но не смертельно». И все. Из расспросов я узнал, что брат повел себя несколько опрометчиво. Он летел вместе с Альменредером. На приличном расстоянии от расположения немецких войск он увидел ниже в воздухе одного еле-еле ползущего англичанина. Это был представитель тех вражеских пехотных летчиков, которые доставляли особенно много неприятностей нашим войскам[38]. Видимо, мы тоже им сильно досаждаем. Добиваются ли они чего-нибудь на самом деле, ползая низко над землей, – это вопрос[39].
Мой брат находился на высоте 2 тысячи метров, а англичанин – примерно на тысяче метров. Он спокойно приблизился к англичанину, приготовился к нападению и через несколько секунд уже был над ним. Англичанин подумал, что избежит дуэли, и рванулся вперед. Брат без колебаний бросился за ним. Ему было совершенно все равно, по какую сторону от линии фронта он находится. Его воодушевляла единственная мысль: «Я должен сбить этого парня». Время от времени я и сам поступаю так же. Но моему брату, если он не одерживает хотя бы одну победу в каждом бою, становится скучно! Находясь очень близко от земли, он занял удачную позицию по отношению к английскому летчику и смог выстрелить в него. Англичанин начал падать. Больше вроде бы делать было нечего.
После такой борьбы (особенно на малой высоте), в ходе которой часто крутишься и вертишься, описываешь круги направо и налево, обычный смертный уже не имеет ни малейшего представления о своем местонахождении. А в тот день в воздухе к тому же был небольшой туман. Это особенно неблагоприятно. Мой брат достаточно быстро сориентировался и обнаружил, что находится далеко за линией фронта – за гребнем вершины Вими, которая на 100 метров возвышается над местностью. Мой брат, как сообщали наблюдатели с земли, исчез за вершиной Вими.
Лететь домой над вражеской территорией неприятно. В тебя стреляют, а ты не можешь стрелять в ответ. Правда, попадания весьма редки. На малой высоте можно слышать каждый выстрел. Звуки стрельбы очень напоминают треск жарящихся каштанов. Брат приблизился к линии фронта. Внезапно он почувствовал, что в него попали. У него было странное ощущение. Он – один из тех, кто не выносит вида собственной крови. Когда у кого-то идет кровь – это не слишком сильно его впечатляет, но вид своей крови его расстраивает. Он почувствовал, что кровь теплой струей стекает по его правой ноге, и в то же время ощутил боль в бедре. Снизу продолжали стрелять. Из этого следовало, что он все еще находился над территорией врага.
