Владимир Замлинский - Богдан Хмельницкий
— Соединимся, братья, — сказал далее Хмельницкий, — восстанем за веру православную, восстановим свободу народа нашего и будем единодушны. На это святое дело нас благословил почивший в бозе митрополит Петро Могила. Вечная ему память!
Все дружно повторили последние слова.
На этом совещании Хмельницкий впервые открыто изложил план выступления против шляхетских войск. Он связывал его с походом молодого Александра Конецпольского против татар на понизовье Днепра в октябре 1647 года. Перейдя Днепр на Бургунской переправе (ниже современной Каховки), Конецпольский думал пограбить здесь в степи татарские улусы. Его войско численностью в 2500 человек состояло из личных хоругвей[39] разных панов. В это же время реестровые под начальством комиссара Шемберга совместно с польскими жолнерами укрылись в лесу под Лебедином, чтобы защитить кордон от нападения татар. Польские силы были разделены, и Хмельницкий решил использовать это для начала восстания. Реестровые казаки из-под Лебедина должны были по данному знаку двинуться на польские части, которые находились рядом с ними, и, разгромив их, захватить пушки и знамена Запорожского Войска и создать ядро восстания. Дальше они должны были пойти навстречу Конецпольскому и разгромить его.
Хмельницкого охотно поддержали и, приняв его план, избрали своим предводителем. Присутствующие обратились к Хмельницкому с просьбой взять на себя переговоры с татарами, уверяя, что «им не найти никого более способного для этого дела».
Не всем из присутствующих на «совещании в роще» принятое решение пришлось по душе. Еще не успели разъехаться его участники, а один из присутствующих — есаул Чигиринского реестрового полка Роман Пешта — уже был у магната Александра Конецпольского и рассказал ему обо всем, что задумали казаки, уверив его, что именно «Хмельницкий бунтует казаков». Об этом же было сообщено ставленнику магнатов казацкому комиссару Шембергу, который сразу же послал гонца к коронному гетману. Получив донесение Шемберга, Потоцкий потребовал немедленно схватить Хмельницкого и посадить под надежную охрану, а вслед за этим шло новое указание — предать его смерти.
После «совещания в роще» Хмельницкий срочно отправил во Львов своих людей с деньгами. Их спрятали в телегах с пшеном, которое якобы везли сюда для продажи. На эти деньги люди Хмельницкого должны были закупить ружья, сабли, свинец.
Тогда же он посылает на Запорожье гонца к своему другу и соратнику бывшему реестровому сотнику Федору Лютаю, который еще раньше ушел за пороги и был здесь избран кошевым атаманом. Он сообщал о назревающих событиях и просил быть готовым выступить ему на помощь. Туда же он тайно отправляет и несколько пушек.
Все это становится известным польским властям. И они принимают меры. Во Львове были задержаны телеги, которые уже возвращались назад с закупленным оружием. Не удалось переправить на Запорожье пушки.
Через некоторое время после «совещания в роще» Хмельницкий был схвачен в селе Бужине шляхтичами и брошен в тюрьму. Однако что делать с ним дальше, не знали. Александр Конецпольский, который прибыл в Крылов, где был заключен Хмельницкий, созывает совещание. Решили, что убивать его здесь небезопасно: может взбунтоваться казацкая «чернь». Лучше сделать это где-нибудь в другом месте, когда он будет на свободе. А пока пусть кто-нибудь возьмет его на поруки, чтобы не убежал. Неизвестный очевидец позже писал, что поручился за Хмельницкого «его милость пан Кричевский, полковник Войска Запорожского и приятель Хмельницкого». 7 декабря 1647 года он же сообщил Хмельницкому, что его хотят тайно «смерти предати» и ему нужно немедленно скрыться. В этот же день Хмельницкий ушел из дому.
Из летописи Самоила Величко: «Будучи тем зело озлоблен, а не могучи больше при вышепомянутой своей отваге и столь значительных заслугах сдержать того озлобления, начал тайные переговоры с другими своими товарищами, искал у них совета и способа, как себе и всему отечеству при таких притеснениях помочь.
О чем, узнав от кого-то, предупрежденный гетман коронный Потоцкий послал указ к Кречовскому, полковнику Чигиринскому, чтобы его, Хмельницкого, прибрал к рукам и до дальнейших распоряжений под арестом задержал. Однако Кречовский не только того не учинил, но еще в предостережение тот самый указ гетманский, ему письменно присланный, к нему (Хмельницкому. — В. З.) отослал. И тот тут же, не прислушиваясь долго к чужим советам, а по тому предостережению Кречовского, сколько мог, собрал себе товарищей и поскакал с ними на лучших конях на Запорожье…».
Вместе с Хмельницким 7 декабря 1647 года на Запорожье выехало 300, по другим данным — 500 реестровых казаков. Он взял с собой также сына Тимоша. Они направились туда, где, как писал сам Хмельницкий, «много таких обездоленных и покалеченных казаков-небожат, которые также не по своей воле покинули жен, детей и добро свое, от тайного преследования скитаются». Они ехали навстречу борьбе, войнам, навстречу новой жизни.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ВО ГЛАВЕ ВОССТАВШЕГО НАРОДА
НАЧАЛО ВОССТАНИЯ. ГЕТМАН ЗАПОРОЖСКОГО ВОЙСКА
Запорожье, Запорожье, сколько людей притягивало оно к себе, сколько их находило здесь свой последний приют, скольким приносило оно славу, а скольким бесславие. Но всегда оставалось оно в сознании людей заветным местом, где царили какая-никакая свобода и уважение к человеку. И шли, и шли сюда люди, одни за славой, другие от панского своеволия.
В середине декабря 1647 года Богдан Хмельницкий со своими товарищами и сыном Тимошем прискакал в Сечь. Впоследствии он вспоминал: «Пошел в Запороги, и всего нас в сборе войска было полтретьяста человек». На острове Томаковка Хмельницкого уже поджидал с отрядом запорожцев его близкий соратник, реестровый сотник Федор Лютай. Он бежал на Запорожье еще раньше и был тут избран кошевым атаманом.
Запорожская Сечь размещалась тогда на острове Базавлук (Чертомлык), здесь была и войсковая скарбница[40]. А в районе острова Хортица стоял правительственный гарнизон — Черкасский реестровый полк и отряд польских драгун под началом полковника Гурского. Значительные силы находились в крепости Кодак. Это должно было «удержать казацкое своеволие» и закрыть дорогу в Запорожскую Сечь для крестьян, настигнутых бедой, мещан и казаков. Поэтому все бежавшие туда собирались на острове Буцком, немного ниже Сечи. Здесь, как отмечал в письме Н. Потоцкому (март 1648 г.) Хмельницкий, много «таких казаков обиженных и покалеченных несчастных блуждает, поневоле бросивших своих жен и детей и скот от таких напастей».
