Юрий Мажарцев - Дембельский альбом
Надо сказать, что проход пролива между Европой и Африкой, с навигационной точки зрения, менее сложен, чем прохождение, скажем, зоны Балтийских проливов, поэтому на крыльях моста, пользуясь хорошей погодой, болтаются несколько корабельных бездельников, вроде доктора и замполита, жаждущих увидеть две вертикальных скалы на выходе из пролива, - знаменитые столбы, поставленные Гераклом, чтобы обозначить край земли.
Прохождение судном Гибралтарского пролива у меня ассоциируется еще и с историческими словами нашего штурмана Севы. Когда «Полюс» уже почти прошел пролив, Сева попросился у командира в гальюн, сославшись на то, что съел вчера что-то совершенно ненужное. Поскольку навигационная обстановка была спокойная, мастер разрешил Севе отлучиться. Вернулся он очень воодушевленный и, встав посреди моста и весь светясь от внутреннего восторга, изрек:
- Представляете, мужики, я только сейчас понял, что горшок в офицерском гальюне ориентирован по килевой оси {т.е. по продольной оси судна)! - он сделал паузу, чтобы мы до конца поняли всю значимость этого наблюдения.
- И что, тебя на бортовой качке с горшка скидывает, что ли? - не понял значения Севиного открытия старпом,
- Да нет, Саныч, - отмахнулся он, - просто я сейчас на нем сидел и вдруг осознал, что одна половина ж..пы у меня в Европе, а другая - в Африке. А я посередине, на вершине мира, как на Олимпе!
Как Севе делали ректороманоскопию. небольшое отступление
Истории старшего штурмана, связанные с функционированием его организма и неожиданными ассоциациями, возникающими в эти мгновения, мы слышали нередко. Помню, возвращались в пятницу домой из Кронштадта, естественно, после очередного посещения щели. Сева, разомлевший в тепле электрички, внезапно, без всякой связи с предыдущим разговором, начал:
- Слышь, Пилюлькин, все-таки вы, доктора, говнюки, и святого у вас нет ничего. Я понимаю, что вы нас лечите, но все равно мы для вас кролики. У меня тут летом, еще до твоего прихода к нам, брюхо заболело. Пошел к пилюлькину, типа тебя, в поликлинику. Там сказали, что колит. Ну, дали таблеток и велели, чтоб через две недели пришел. Я их частью поел, частью в унитаз - что ж мне, себя травить. Через две недели пришел, как сказали. Тот пилюлькин, что меня принимал, ушел в отпуск, а вместо него докторица сидит. Симпатишная-я-я... Я ей, конечно, хи-хи, ха-ха, комплименты разные… Думаю, как бы после работы ее проводить, ну ты понимаешь… - Надо отметить, что Сева был рослый, красивый мужчина, потомственный интеллигент. Он умел очень элегантно носить морскую форму и у женщин всегда имел огромный успех. - Она мне тоже вроде как глазки строит, словом, все на мази! И тут она мне говорит, что надо сделать какую-то скопИю. Ну скопию, так скопию. Мы с ней пошли в другой кабинет, Я ее в коридоре под локоток, она в ответ хихикает, ну, думаю, дело ладится. Она открывает дверь, и мы входим в кабинет. Там стол, кушетка с простыней - все как обычно. Она тут мне и говорит, ласково так: Вставайте на кушетку на четвереньки. Я встаю, при этом все продолжаю острить, даму развлекаю, как положено настоящему офицеру. А она продолжает: Спустите штаны и трусы. Я как-то немного растерялся, но дисциплинированно подчинился, решил, что она укол хочет сделать, только, помню, думаю при этом: Зачем раком-то ставить? Впервые вижу, чтоб в такой позе в зад кололи. Но достоинство сохраняю и продолжаю у нее выяснять, до какого часа она работает, на предмет, понятно, продолжения знакомства. Говорю, и вдруг чувствую, что она мне не укол делает, а что-то в задницу засунула и там поворачивает, а при этом еще и приговаривает, змея: Потерпите больной, сейчас закончим. Тут-то я и заткнулся, потому как в стеклянном шкафу вдруг увидел себя со стороны: стоит раком элегантный капитан-лейтенант, в белой фуражке на голове - я ее на голову одел от неожиданности, когда она эту штуку мне в ж .. пу засунула. Галстук форменный впереди болтается. Дипломат, как дурак, под мышкой держу - вцепился в него, как в спасательный круг. А из-под края тужурки торчит моя бедная задница и в нее симпатичная докторица смотрит через какую-то трубку. Даже нос мне в ж..пy воткнула, так ей интересно. И стало мне грустно-грустно. Понял, что как мужик, я ей неинтересен, а интересна ей только моя бедная задница, как объект наблюдения.
Ну чего, посмотрела она и говорит: Все в порядке, больной, одевайтесь, вы здоровы. И смеется, стерва: Ну что, зайдете вечером? - спрашивает. А я штаны застегиваю, на нее не смотрю и бормочу в том смысле, что я дежурным заступаю, что завтра тоже стою, и, вообще, меня навсегда назначили дежурным. A сам-то боком-боком - и дёру оттуда. Так что, Пилюлькин, гнусные вы люди, доктора. Вам человеку в задницу залезть, что мне плюнутъ, - с печальным вздохом закончил свою новеллу Сева .
О политической бдительности
Всю жизнь прожив в северной стране, я воспринял зимнее тепло Средиземного моря, как волшебный сон. Это потом я привык к таким чудесам природы и стал воспринимать жару зимой в тропических широтах, как само собой разумеющееся. Ведь в те славные годы нашей истории выезд куда-либо дальше Крыма был очень проблематичным.
В те далекие годы каждый гражданин, которого заносило куда-нибудь за рубежи любимой Родины, обязательно знакомился со множеством инструкций о том, что там можно, что нельзя, как пел Высоцкий. Нельзя было все, если быть кратким. Можно и нужно было лишь одно - быть бдительным. В связи с этим нам был придан для поддержания бдительности на высоком уровне офицер особого отдела Равиль Закирович Хасанов, изображавший из себя чекиста старой закалки с взглядом Дзержинского. В течение всего перехода «Полюса» до Греции он рассказывал нам жуткие шпионские истории. Уже через неделю мы твердо знали, что именно в городе Эрмуполисе на острове Сиросе (население 15 тысяч человек), куда мы шли в ремонт, находится центр мирового шпионажа, а все работники верфи по основной специальности агенты ЦРУ.
Согласно его прогнозам, стоит только нам кинуть швартовые концы, как все эти высокооплачиваемые агенты под видом социально близких советским людям работяг хлынут на борт и начнут предлагать продать Родину. Нам, ясное дело, следовало вежливо отказаться, опять же по Высоцкому - …от подарков их сурово отвернись, мол у самих добра такого завались. Забегая вперед, скажу, что в каждом из морских портов трех континентов, где я был, всегда оказывался центр мирового шпионажа, если верить словам нашего корабельного офицера госбезопасности. Самое обидное, что ни одна империалистическая сволочь в этих центрах мирового шпионажа не подошла и не предложила мне продать Родину, хотя бы по дешевке. Уж я бы с ними поторговался. Он у меня Родину задаром не получил бы.
