Алексей Ловкачёв - Синдром подводника. Т. 2
Здесь необходимо кое-что разъяснить. Наш «родной» командир пятого отсека старший лейтенант Виктор Юрьевич Кузнецов перед автономкой заболел, говорят, запил горькую. Но стратегический ракетоносец — это не троллейбус, который может не выйти на маршрут из-за простуды водителя, поэтому к нам «подсадили» прикомандированного офицера с другого корабля.
И вот подходит к курилке, где засели любители домино с сигаретами, этот молодой старший лейтенант, являющийся как бы хозяином отсека, по естественной надобности. Будучи командиром, он чисто теоретически мог воспользоваться своим положением и выгнать всех из курилки. Однако не стал против ветра… ну, скажем, идти под парусом. Чувствуя, что ему противостоит более мощный объединенный должностной авторитет, этот поистине подводный риф, о который в своем движении по служебной лестнице можно брюхо распороть, старший лейтенант скромно потупил очи и ограничился интеллигентным и почти светским даже не замечанием, а комментарием:
— Как надымлено! — сказал он. А потом выдержал паузу и обратился к старшим начальникам с вопросом: — А еще есть, где покурить?
Михаил Михайлович — самый младший по должности и званию, но не по возрасту, не захотел отвлекать командиров от важного дела умаления своего здоровья. И чтобы отмахнуться от назойливого и не вовремя потревожившего их посетителя, он послал молодого лейтенанта куда подальше. Нет, нет! Не туда, куда посылал меня мой горячо любимый и весьма уважаемый Виктор Степанович Николаев, когда я находился в трубе торпедного аппарата, а гораздо культурней и ближе. Молодого старшего лейтенанта послали в одиннадцатый отсек. Пытливый ум молодого лейтенанта попытался взбрыкнуть:
— А почему вы туда не идете? — спросил он.
Михаил Михайлович, взявший «шефство» над молодым офицером, продолжил его окучивать:
— Потому что туда далеко, — а для убедительности добавил, — зато там посвежее.
К сожалению, проблески пытливого сознания молодого старшего лейтенанта угасли, ограничившись лишь одной попыткой, что говорило об отсутствии какой-либо системы в его мыслительном процессе. Собственно именно поэтому он и был послан в одиннадцатый отсек.
Казалось бы, что здесь такого.
В общем-то, ничего. Просто на подводных лодках нашего проекта не существовало одиннадцатого отсека. Конструкторы нарисовали всего их десять штук, а судостроители, чтя проект, не удосужились сделать пристроечку хотя бы в виде какой-нибудь неказистой верандочки или кладовки-провизионки!
Допустим, какой-нибудь чудак обращается к жене с вопросом:
— Милая, а куда ты положила мои любимые красные носки?
И жена посылает его забрать любимые гольфы во вторую спальню для гостей, которой просто не существует даже в проекте. Вменяемый человек, естественно, поинтересуется:
— Дорогая, ты чего, рехнулась? Ты куда меня посылаешь?
А тут этот ретивый молодой лейтенант… Он не стал обременять ни начальство, ни тем более себя никчемными вопросами, а просто побежал отправлять свою потребность по рекомендации старого мичмана в несуществующий одиннадцатый отсек.
— Это ж надо! Он еще и побежал! — сказал Николай Иванович, понуро выдохнув.
Эту дружескую беседу, сопровождающуюся незначительным эмоциональным накалом, можно трактовать как образцово-показательное тестирование человека на предмет его соответствия занимаемой должности и вытекающим из нее функциям.
Интендант Михаил Михайлович, загоняя в углы глаз искринку смеха и посылая доброго молодца не знамо куда, вел беседу как бы на полном серьезе. Правда, до тех пор, пока тот не хлопнул за собой переборочной дверью.
Замполит Василий Сергеевич, веселясь и наблюдая, как естествоиспытатель за кроликом, над которым проводят остроумный опыт, хитро подмигнул Михайловичу.
Особист Анатолий Иванович был не в состоянии сдерживаться, и просто выдавал себя вырывающимся предательским смехом. И дабы не испортить оперативный замысел соратников по «козлу», пригнул голову и всхлипывал, как от внезапно напавшей на него икоты или как от приступа астмы.
Реакция перечисленных товарищей соответствовала моменту, чего не скажешь о поведении главмеха. Николай Иванович нервно и сосредоточенно — до самого фильтра! — выкуривал уже вторую сигарету, теребя ее желтыми пальцами. А все потому, что Николай Иванович был зол. Ах, как он был зол! Он был зол на невежественного старшего лейтенанта, который, дослужившись до высокого офицерского чина, не знал элементарных вещей. Он был зол на Михайла Михайловича, который запросто вскрыл такую прореху в познаниях молодого офицера, а потому исподлобья сверкал глазами. Он был готов испепелить Баграмяна взглядом или хотя бы об него загасить все свои бычки. Он также был зол на других сотоварищей по «козлу», ибо те откровенно веселись.
По ходу дела «верную дорогу» молодому старшему лейтенанту подсказали моряки десятого отсека, которые подключились к розыгрышу. Они легко подхватили эстафету и послали несчастного в свой трюм, где хранилась маринованная картошка в консервах. Молодой лейтенант, зло и педантично покопавшись в трюме десятого, будто в маминой кладовке, и не нашел искомых — ни курилки, ни пресловутого одиннадцатого отсека. Зато выявил истину. Обнаружение истины, как видим, не всегда происходит в спорах и не всегда сопровождается радостью. Уже не только молодой, но озлобленный и ослепленный «радостью обретения истины» старший лейтенант ворвался в курилку пятого отсека, где команда насмешников продолжала травить себя байками и никотином. Он явился вовремя — как раз под раздачу «козлов». Тем более душа лейтенанта не по чину требовала крови или как минимум общественной порки старого мичмана в присутствии старших военачальников. Он в циничной и извращенной форме наехал на заслуженного мичмана и начал публично угрожать ему. Старшие товарищи, возмущенные грубой выходкой невежественного лейтенанта, дальше молчать не стали. Вирус озлобленности, как инфекция гриппа, аэрозольным способом передался Николаю Ивановичу. И он, возмущенный некомпетентностью молодого лейтенанта, ему же и выдал:
— Ты что, лейтенант, не знаешь что на нашем корабле всего десять, а не одиннадцать отсеков? Если ты этого не знаешь, то как же ты изучал устройство корабля, на котором служишь!
Николай Иванович потихоньку «набирал обороты», распалялся и зверел от кощунственного невежества старшего лейтенанта. А мать всех матерей нашей доблестной «К-523», замполит Василий Сергеевич, утратив первородный материнский инстинкт, готов был сам прибить нерадивца:
— Мать-перемать, — сказал замполит, который по своему статусу обязан был знать и правильно использовать великий и могучий флотский язык — исключительно для связки слов, особенно когда вместо них были одни междометия да диалектизмы монголо-татарского происхождения. Тоже, наверное, зов генов. Он продолжил: — Ты что, лейтенант, охренел? Если у тебя нет мозгов или они у тебя перетекли в мозжечок, то причем здесь Баграмян? Ведь ты же сдавал зачет по устройству подводной лодки. Кстати, а как ты его сдал, не зная, что на нашей лодке десять отсеков? — и обратился к командиру БЧ-5: — Слушай, Николай Иванович, как такое вообще могло произойти?! Надо вот таким нашим знатокам устроить образцово-показательную пересдачу зачета с пристрастием, чтобы они на пузе десять раз исползали весь корабль!
