Денис Давыдов - Дневник партизанских действии 1812 года
Когда не было неприятеля, то за полчаса до сумерков оба полка спешивались и
от того приходили на ночлег с выгулявшимися лошадьми, коих немедленно
становили к корму. По приведении в устройство всей военной предосторожности
мы немедленно ложились спать и во втором часу садились снова за трапезу, на
конь и пускались в погоню.
Кочевье на соломе под крышею неба! Вседневная встреча со смертию!
Неугомонная, залетная жизнь партизанская! Вспоминаю о вас с любовью и
тогда, как покой и безмятежие нежат меня, беспечного, в кругу милого моего
семейства! Я счастлив... Но отчего тоскую и теперь о времени, когда голова
кипела отважными замыслами и грудь, полная обширнейших надежд, трепетала
честолюбием изящным, поэтическим?
По отступлении неприятеля от Красного размещение партизанов было следующее.
Отряд Бороздина, заняв Ляды 7-го и Дубровну 8-го, шел к Орше. Отряд графа
Ожаровского, пройдя возле большой дороги от Нейкова до Козяков, обращен был
к Горкам, 9-го Сеславин из селения Грехова, что около Корытни, шел в
направлении к Копысу. Как тот, так и другой - в намерении атаковать
кавалерийское депо, о коем я узнал только в Ланниках чрез разъездных,
посланных мною из Палкина в Горки.
В ночь на 6-е число разъездные мои, посланные в селение Сыву, перехватили
рапорт к маршалу Бертье от начальника означенного депо - майора Бланкара.
Узнав о числе войск его по ведомости, приложенной при рапорте, я рассудил,
что поиски, предпринимаемые партизанами против отступающих колонн главной
армии, могут без осуждения быть неудачными (плетью обуха не перешибешь), но
что нападение на отдельную часть, столь необходимую французской армии,
каково кавалерийское депо, надлежит произвести с полною уверенностию в
успехе, дабы тем лишить кавалерию неприятельскую лучших всадников и почти
всего имущества - генералов, штаб- и обер-офицеров армии.
Рассуждение сие понудило меня, во-первых, отсрочить нападение на депо,
ровно вшестеро сильнее моей партии, во-вторых, немедленно отослать
перехваченные мною бумаги в главную квартиру, подходившую тогда к Романову
(в шестнадцати верстах от меня, то есть от Ланников, где я находился),
в-третьих, просить у светлейшего одного полка пехоты и двух орудий на
подкрепление и, наконец, в-четвертых, употребить все способы до прибытия
требуемых мною войск, чтобы не спускать с глаз означенное депо, дабы, в
случае движения его за Днепр, напасть на него с тем, чем бог послал.
В ночь на 8-е число засада, поставленная мною на дороге, из Орши в Горки
лежащей, перехватила прежде курьера, а через два часа жида[49], посланных
от маршала Бертье к Бланкару с повелением идти наипоспешнее за Днепр. В ту
же минуту дали мне знать, что один из разъездов моих, ходивший из Савы к
Горкам, вступил беспрепятственно в сие местечко, что вместо депо встретил
там отряд графа Ожаровского и что, по известиям от жителей, неприятель
пошел к Копысу. Немедля мы пустились, чрез Горяны и Бабиники, к сему же
городу.
На походе узнал я, что депо прибыло в Копыс и заняло его, со всею воинской
предосторожностию, половинным числом пеших кавалеристов, дабы назавтра
прикрыть ими переправу тягостей, защищаемых другою половиною сей сволочи.
Обстоятельство это понудило меня остановиться скрытно в шести верстах от
Копыса при селе Сметанке, с намерением не прежде предпринять нападение, как
по переправе половины депо чрез реку, и тогда разбить поодиночке: одну
часть на сей, а другую - на той стороне Днепра. Река сия не была еще
схвачена льдом, одни края оной были легко замерзшими.
Девятого, поутру, мы помчались к Копысу. Почти половина депо была уже на
противоположном берегу; другая половина, оставшаяся на сей стороне,
намеревалась вначале защищаться против вскакавших в главную улицу гусаров
моих и донского полка Попова 13-го; но коль скоро Чеченский с Бугским своим
полком пробрался вдоль берега и явился в тылу оной, среди города, у
переправы, - тогда все стало бросать оружие, отрезывать пристяжки у
повозочных лошадей и переправляться где попало вплавь на противоположный
берег. Мгновенно река покрылась плывущими и утопающими людьми и лошадьми.
Берега оной и сама она завалилась фурами, каретами и колясками. В улицах
началась погоня и резня беспощадная, а с противного берега открылся по нас
сильный ружейный огонь. Желая дать время рассыпанным по городу казакам моим
окончательно очистить улицы от неприятеля, я остановился с резервом на
площади у самого берега и велел привести ко мне мэра (городничего),
определенного в город сей французами. По дошедшим ко мне слухам, он
притеснял и даже убивал пленных наших в угождение полякам. Привели пред
меня какого-то рябого и среднего роста человека. Он на чистом русском языке
просил у меня позволения объясниться, в одно время как жена его с
престарелой матерью своей бросились к ногам моим и просили ему помилования.
Пули осыпали нас. Я им сказал, что тут не их место, и просил удалиться, дав
честное слово, что господин Попов (так звали сего мнимого мэра) нимало не
пострадает, если он невиновен, и отдал его под стражу до окончания дела.
Вскоре наездники мои очистили от неприятеля улицы. Я собрал полки и,
невзирая на стрельбу, производимую с противного берега, пустился двумя
толпами вплавь чрез Днепр, оплывая, так сказать, справа и слева линию
стрелков, защищавших переправу. Еще мы не коснулись до берега, как большая
часть сих стрелков пришла в смятение, стала бросать оружие и кричать, что
они сдаются. Мы переправились. Я отрядил сотню казаков для забрания
сдавшихся в плен, скрывавшихся в Александрии[50] и бежавших в разброде чрез
столбовую Белорусскую дорогу. Вся партия пустилась за остатками депо,
направление которого показывали нам брошенные фуры, повозки и отставшие
пехотинцы от главной массы, состоявшей уже не более как в двести пятьдесят
рядовых и офицеров, ибо все разбрелось по лесам, погибло в реке, поколото
казаками и захвачено ими в плен. Сих последних было шестьсот рядовых и,
помнится, около десяти офицеров.
Оконча преследование в нескольких верстах от берега, я послал поручика
Макарова со ста казаками по дороге к Толочину, а подполковника Храповицкого
