Теодор Крёгер - Четыре года в Сибири
В этом городке он, похоже, бросил свое темное ремесло, во всяком случае, жители сетовали только на его алчность, которая, впрочем, не наказуема. Этот купец владел самым красивым домом в городке. На первом этаже он жил со своей женой, второй был пуст.
Вскоре я решительно вошел в его магазин.
Большое, низкое помещение было до потолка переполнено топорами, тяпками, косами, граблями, ножами всякого рода, пилами, сверлами и всеми возможным сельскохозяйственными приспособлениями.
За массивным прилавком сидит владелец, худой мужчина с маленькой, серой эспаньолкой, серыми, почти бесцветным глазам, безобразными подагрическими руками и грязными длинными ногтями. Он как раз пьет чай.
- Чего тебе надо? Проваливай побыстрей отсюда, сукин сын! С каких это пор каторжане тут свободно шляются? – орет он на меня, не вставая; он только ставит на стол полный стакан с чаем.
- Я хочу снять у тебя комнату! – отвечаю я и вижу, что он меня боится, но так как я остаюсь абсолютно спокойным и жду его ответа, он внезапно становится грубым.
- Я не хочу иметь дел с каторжанами! Пошел прочь, скотина!
Я хватаю мужчину, бью прямо в грудь, и он летит к своим полкам; стакан с чаем, блюдце, сахар и маленький кофейник чая летят за ним. Я поднимаю его высоко и трясу до тех пор, пока он не соглашается дать мне все, лишь бы я во имя Спасителя сохранил ему жизнь.
- Сколько стоит квартира на втором этаже?
- Двадцать рублей в месяц… дешевле я не могу...
- Я наперед уплачу за квартал! С этими словами я держу у него под носом тысячу рублей.
С удивлением и жадностью мужчина глядит на деньги.
- Да, барин, если так обстоит дело с оплатой, то я, само собой разумеется, охотно сдам вам квартиру, и моя жена будет рада вести ваше хозяйство. Он как преобразился, сразу называет бывшего заключенного «барином», так как чует хороший доход, и мы вскоре договариваемся.
Квартира состоит из четырех больших и двух маленьких комнат, прихожей, кухни с вместительной кладовой. Часть комнат выходит на главную улицу, часть на двор.
Я приказываю моему новому хозяину, чтобы он приказал почистить квартиру, чтобы он растопил баню, а его жены должна приготовить самое наилучшее, потом я иду дальше своей дорогой.
Я спешу в лавку татарина, оборудованную самым лучшим образом, почти как маленький универсальный магазин.
Я кладу сто рублей на прилавок, рядом с деньгами кладу телеграмму, чтобы снять последние опасения у боязливых людей.
То, что я получил тысячу рублей по телеграфу, уже с быстротой молнии облетело весь городок.
Я беру кусок сала, ржаной хлеб, бутылку вина и... газету. Татарин неуверенно провожает меня в маленькую комнатку за торговым помещением. Там я погружаюсь в еду и чтение. Уже восемь месяцев я не знаю ничего, что происходит в мире.
А война?
- Мы победоносно продвигаемся! – Но я уже испуганно прикусил язык и остановился.
- И как немцы побеждают! – я слышу рядом голос татарина, о котором я совсем забыл. Он улыбается хитро, как могут улыбаться только азиаты. Эти слова послужили началом нашей взаимной симпатии.
Я выбираю себе самый большой костюм, ботинки, носки, рубашки, предметы туалета и все предметы ежедневного потребления, в которых больше всего нуждается житель Центральной Европы. Я выбираю один большой сундук и два маленьких, потом железную кровать, матрас, наволочки, подушки, простыни и одеяла. Затем следуют продукты. Это целая гора вещей. Излучая радость, я несу все в свою квартиру, расстилаю кровать, ставлю большой сундук, накрываю его скатертью, два маленьких сундука получают подушки. Кровать, стол и стулья в наличии уже имеются. Я неизмеримо счастлив! У меня даже есть часы!
В печи я сжигаю свою арестантскую одежду. Вши и клопы носятся в паническом ужасе, до тех пор, пока они, охваченные огнем, не раздуваются до зловещей толщины, а потом лопаются.
Баня натоплена. Я лью воду, снова и снова лью воду на красное как рак тело, кровь носится по моим артериям, все жизненные силы просыпаются. Я облегченно вздыхаю.
Не прошло и несколько часов, как я уже являюсь искупанным, выбритым, подстриженным «ступеньками» собственником квартиры и кровати. Пожалуй, костюм мне слишком мал и может треснуть, особенно в плечах, штанины похожи на полуспущенное знамя, но... Важность!
У моего хозяина меня ожидает княжеский обед: икра, лосось, маринованные белые грибы, пироги с мясным паштетом, крепкий сытный суп, самогон, душистый цыпленок, вино, кофе, сигареты. Я ем, не произнося почти ни слова. Когда я встаю, я едва ли могу дышать, могу лишь улыбаться от полного удовлетворения. Медленно, шаг за шагом, я поднимаюсь в мою квартиру, обхожу мои шесть комнат, бросаюсь на кровать и сплю как герой после славной победы над сотней чудовищ.
Когда я просыпаюсь, уже поздно. Я снова спускаюсь. Жена моего хозяина расплывается от любезности, и мой хозяин забывает о лавке, постоянном чаепитии и курении сигарет. Он закрыл свой магазин, и я отчетливо замечаю, для него есть теперь только один, и этот один – я. В его глазах я кажусь великим князем.
- Я хотел бы в первую очередь порекомендовать барину, чтобы он по-дружески общался с господином капитаном полиции и особенно с проклятым Игнатьевым. Он поносит писаря самыми сочными бранными словами. – С Игнатьевым особенно трудно, он недоверчив, хитер и подл, но, вероятно, я смогу помочь вам. Не выкупит ли барин у меня, вероятно, его долги?
Уже тем же самым вечером я шел к полицейскому капитану.
Часовой у входной двери не узнает меня. Я звоню. Но звонок оторван, и я стучу. Опустившаяся, непричесанная служанка открывает мне дверь, приветливо усмехаясь. Не говоря мне ни слова, она уходит и оставляет меня. Я следую за ней. Похоже, что здесь это является само собой разумеющимся.
Во вместительной, освещенной только слабой керосиновой лампой комнате за столом сидит полицейский капитан в абсолютно изношенной форме. На столе стоят остатки ужина, рядом лежат ножи и вилки, пепельница с кучей окурков, сигарет, спичек, старая разорванная книга, газеты с жирными пятнами, и над всем царит бутылка водки, а рядом с ней наполовину полный стакан чая.
- Чего ты хочешь, кто ты? – спрашивает его усталый голос.
Я приближаюсь к столу, чуть-чуть приподнимаю зеленый абажур. Свет падает мне на лицо. Мужчина узнает меня, пугается, ищет на ощупь, вероятно, револьвер, который нигде не находит.
- Я принес вам деньги, Иван Иванович.
Он смущенно улыбается, по-видимому, он чувствует себя бессильным перед опасным преступником, и пристально смотрит на деньги, которые я раскладываю перед ним на столе.
- Иван Иванович, я принес вам восемьсот рублей на хранение, так как у меня здесь нет больше ни одного человека, которому я мог бы доверить такую большую сумму Вы – единственный достойный уважения человек, выше любых подозрений. Мой голос успокаивает его, и он уже с ласкающим, медленным жестом прикасается к деньгам.
