Борис Вадимович Соколов - Самоубийство Владимира Высоцкого. «Он умер от себя»
Также личный врач Высоцкого Анатолий Федотов, спасший его в Бухаре, скептически оценил результаты процедуры: «Володе сделали гемосорбцию… Кровь несколько раз прогнали через активированный уголь. Это же мучительная операция, и Володя пошел на это… Но гемосорбция не улучшила, а ухудшила его состояние. Мы приехали к нему на следующий день – Володя был весь синий…
– Немедленно увезите меня отсюда!
В общем, снова не получилось».
Янклович излагает эти события немного по-иному, но суть остается той же. Хуже того, сразу после Института Склифосовского Высоцкий отправился за наркотиками: «Рано утром приезжаю в больницу – тут Федотов путает, я приехал один… Вижу Володю и понимаю, что ничего не произошло.
Он говорит:
– Забери меня отсюда.
Врачи стоят поникшие…
– Может быть, попробовать еще раз?
Володя сказал:
– Нет, не надо…
И дал pасписку, что врачи не несут никакой ответственности, если снова начнет употреблять… Приезжаем домой. Володя говорит, что поедет в больницу. Я – ему:
– Ну ладно, ты о себе не думаешь! Но людей-то подводить нельзя…
Но все же садимся в машину, едем в Первую градскую. Знакомых врачей нет. Но Володя же – гениальный актер: он мог убедительно изобразить приступ печени, желудочную колику – все, что угодно… И, пока я бегал, чтобы предупредить врачей – Володе давать нельзя, – он сумел убедить девочек-медсестер из приемного покоя… Я понял это по его глазам. Смотрит на меня и говорит:
– Ну что, птичка моя… Видишь, ничего страшного не случилось».
Короче, хотели как лучше, а получилось как всегда.
Журналист Валерий Перевозчиков утверждает на основе бесед с друзьями и знакомыми Высоцкого, что в последние полтора года жизни тот использовал пpактически всю «гамму» наркотических препаратов: от промедола до героина. Доставать наркотики, естественно, дело трудное и чреватое серьезными последствиями… Но в то время в СССР наркомания считалась принадлежностью только западного образа жизни… У нас ее как бы не существовало, особо строгого контроля за распространением препаратов тоже не было». Поэтому, кстати сказать, Москву часто использовали для транзита наркотиков из Азии в Западную Европу. В московских аэропортах и на вокзалах не было специальных средств обнаружения наркотиков, в том числе натренированных на героин собак. Первые значительные партии героина для потребления внутри СССР стали поступать только с начала 80-х годов.
Положение усугублялось тем, что в последний год жизни Высоцкому уже не хватало прежних доз, и он их неконтролируемо наращивал. Это обстоятельство, между прочим, делает весьма вероятной версию о том, что на самом деле Высоцкий умер из-за передозировки наркотиков, о чем друзья, бывшие вместе с ним в последние часы жизни, естественно, должны были молчать.
Вот свидетельство Федотова, доказывающее, что в последние месяцы жизни Высоцкий бесконтрольно наращивал дозы наркотиков: «Были моменты, когда Володя уже не мог контролировать себя. Сколько бы мы ни достали – правдами и неправдами, – он мог сразу сделать себе… Мог всадить колоссальную дозу».
Федотову вторит Шехтман: «В последнее время Володя реально себя не ощущал. Он мне говорил:
– Вот у такого-то есть брат… Много лет он делает одну-две ампулы в день – и ничего.
– Володя, а сколько ты сегодня хватанул? Штук десять уже засадил?!
– Да это же вода! Они туда воду наливают!
Вот тут он себя уже не мог воспринимать реально…»
Ту же картину рисует и Янклович, рассказывающий также о незатейливых хитростях Высоцкого, с помощью которых он старался получить лишнюю дозу: «Из ванной зовет меня:
– Валера, смотри, они же не доливают!
Или в другой раз слышу: «дзинь!»
– Валера, я ампулу разбил.
А сам уже успел уколоть и уронил на пол пустую.
Однажды мы смогли достать большое количество, рассчитывая, что этого хватит на месяц… А Володя сделал все это за неделю…»
Как нам представляется, не только в терапевтических, так сказать, целях, в попытке заклясть терзавшего его душу «зеленого змия» обратился артист к наркотикам. Тут было еще стремление попробовать запретный плод, пройти у бездны на краю, изведать новых творческих ощущений. Здесь Высоцкий тоже был совсем не одинок в мире. Слишком многие звезды кино, шансонье и рок-музыканты Запада погибли от наркотиков, которые там были гораздо доступнее, чем в СССР. И уж они пробовали наркотики в подавляющем большинстве случаев не для того, чтобы избавиться от алкоголизма, а с целью найти новый стимулятор для творчества.
Помогли ли наркотики хоть чем-нибудь Высоцкому в его творчестве? Что касается поэзии, то вряд ли. Песни и стихи он лучше писать в последние три года жизни не стал. А вот самые лучшие роли он сыграл именно после того, как пристрастился к наркотиком. Вот что вспоминал Александр Стернин, фотограф Театра на Таганке: «В гримерной хрустели осколки от ампул… Володя говорил, что уколы от сердца. Правда, я замечал, что перед выходом на сцену он какой-то возбужденный, «на взводе»… А после спектакля – как выжатый».
31 декабря 1979 года приехавшая в Москву Марина Влади направилась на их дачу, которую они выстроили на участке драматурга Эдуарда Володарского в поселке Красная Пахра. Высоцкий же поехал за телевизором для Оксаны и привез его в ее квартиру на Яблочкова. Как отмечал Янклович, «в последние годы Володя очень серьезно относился к этой девушке. Хотя меня она тогда немного раздражала… Но я видел Володино отношение: он принимал участие в ее жизни, вникал в ее студенческие дела… Конечно, она сыграла в жизни Высоцкого определенную роль…»
Янклович признает, что поездка к Оксане сильно задержала друзей в Москве: «Марина ждет на даче, а у нас еще ничего нет. Мы заезжаем в магазин, покупаем огромный кусок мяса. Володя едет на дачу. А нас с Севой просит захватить знакомых девушек. Мол, собирали компанию, мотались по всей Москве…»
Оксане так запомнился этот день: «31 декабря вечером Володя заехал ко мне. Он как раз ехал на дачу. К Новому году Володя подарил мне телевизор: этот телевизор уже привезли, поставили, и он у меня работал. Приехал Володя, и я кормила его пельменями. Вид у него был какой-то несчастный, пуговица на рубашке оторвана…
– Ну, давай я тебе хоть пуговицу пришью…
И вот сижу я, с грустью пришиваю эту пуговицу – Володя ест пельмени, смотрит телевизор. И вдруг спрашивает:
– Да, кстати, а телевизор ты куда поставила?
– Володя, да ты же его смотришь!
Потом он говорит:
– Может быть, поедешь со мной?
– Нет уж, Володя, у тебя – своя компания, у меня – своя…
Вот в таком безрадостном настроении он поехал встречать Новый год».
