Иосиф Прут - Неподдающиеся
Поэтому я спою моему другу � Ване, а с ним я дружу ровно шестьдесят пять лет,�� песню этого славного полка, причем последний куплет посвящаю лично юбиляру:
Кто там в малиновой венгерке
И в чьих глазах горит пожар?
Я узнаю тебя, бессмертный
Александрийский лейб-гусар!
Без кунтуша, в одном халате,
Шинель накинув в рукава,
Фуражка теплая на вате,
Чтоб не замерзла голова!..
Летя на тройке полупьяный �
Снег забивался мне в глаза,
И по щеке моей румяной
Стекала медленно слеза.
Быть может, нынче, может � завтра
Нас всех на копьях понесут
И там, в могилу опуская,
Нам память вечную споют.
Так пей, гусар, покуда пьется,
И горе в жизни забывай.
У александрийцев так ведется:
Пей, брат, ума � не пропивай!
И наконец:
Хотя мы пили по-московски,
Но никогда он не был пьян,
Иван Семенович Козловский,
Иван Семенович � Иван!..
Ваня меня целует и говорит:
��Оня, тебе бы мой голос!
А я ему в ответ:
��Жопа, тебе бы мой слух!
Это, конечно, телевидение �вырезало��
Сергей Михалков
С Сергеем Михалковым я дружу, пожалуй, года с тридцать пятого. Вы знаете о его небольшом дефекте � речевом. Как-то шел он по улице Горького, увидел меня, подходит, взволнованно что-то пытаясь сказать. Я его опередил словами:
��Если насчет денег, даже не заикайся!
Надо заметить, когда речь шла о деньгах, он� не заикался!
��Н-нет! Я иду� из ре-ре-дакции �Пра-авды�. С-с-да-ал��� Пауза.�� Две-две-ести строк.�� И абсолютно не заикаясь добавил: � Получил сто сорок рублей. Правда, здорово?!
Уже в послевоенные годы мы поехали с Сережей Михалковым в Одессу, намереваясь писать сценарий.
Сергей говорит:
��3-значит, так: восемь часов спим, д-два часа работаем, д-два часа гуляем, д-два в день � на еду, д-два � на баб, еще д-два часа мне, чтобы вылечиться от з-заикания. В Одессе это умеют�
И вот тут-то произошел знаменитый диалог писателя с милиционером. Дело было на одесском вокзале: долговязый Михалков видит маленького милиционера. Манит его к себе пальцем и произносит:
��А с-скажите, где тут у вас з-знаменитая школа з-заикания?
