Александр ХАРЬКОВСКИЙ - ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР
Что же это за сила, не совсем понятная даже ему самому? Ответ на это и сложен и прост. Можно сказать: это любовь к людям. Можно добавить – сострадание к своим незрячим братьям, желание объединить их не в касту отверженных, а в равноправный отряд свободного человечества.
Ерошенко был из тех, для кого чужая боль много сильней собственной. Он не мог блаженствовать в Японии, когда его слепые братья страдали в Таиланде. Он не мог сидеть сложа руки в Бангкоке, когда им закрывали дорогу к образованию, к свету. Это был человек действия.
… Ночь. Спит мертвый и прекрасный город Аютия – древняя столица Таиланда. Руины его поросли лианами, улицы – бамбуком. Но вот в городе послышались голоса, появились люди. Они ощупывают руины, читают выпуклые надписи на стенах пагод, трогают бесчисленные изваяния Будды и, кажется, совсем не тяготятся темнотой. А ведет их высокий белокожий человек, совсем не похожий на тайца.
… День. По пыльной дороге Менамской равнины идут, взявшись за руки, слепые. Впереди – высокий человек с гитарой. На привалах он, развязав мешок, вынимает редьку, капусту, помидоры, огурцы. Все это переходит от одного слепца к другому. Ерошенко (а это он ведет слепцов) повторяет названия овощей по-тайски и объясняет, как их можно записать по Брайлю.
В те годы вокруг имени Ерошенко рождаются легенды. Так, одна из них утверждает, что русский путешественник все же основал в Таиланде школу слепых и благодарные тайцы поставили ему там памятник… Хорошо сказал об этом, вероятнее всего несуществующем, монументе воронежский писатель Э. И. Пашнев: "Если люди сначала придумали легенду, а потом поверили в нее, то незачем ездить и проверять – стоит памятник Василию Ерошенко в Сиаме или нет. И неважно, что у этого изваяния нет автора и нет самого изваяния, памятник все равно стоит, потому что этого хотят многие люди. И стоять этому памятнику теперь вечно, потому что легенда делается из более прочного материала, чем бронза, гранит или мрамор.
А может быть, и в самом деле какой-нибудь отчаянный скульптор на свой страх и риск из простого камня высек упрямо наклоненную голову философа и широкие плечи путешественника, и стоит сейчас Василий Ерошенко в тени какого-нибудь диковинного дерева на той далекой сиамской земле, и все, кто проходит мимо: школьники и почтальоны, учителя и крестьяне – приносят к его ногам экзотические цветы своей родины".
(1) Из письма Ерошенко Тории Токудзиро следует, что незнакомец этот был
бирманцем. Ерошенко встретился в Таиланде и с другими бирманцами. Видимо, с
их помощью он еще в Бангкоке выучил бирманский язык, так что по приезде в
Бирму в 1917 г. мог сразу же начать преподавательскую деятельность на
бирманском языке в школе слепых.
(2) В Таиланде Ерошенко изучал малайский язык (по современной классификации
этот язык, вернее группу языков, называют индонезийским).
Цветок Справедливости
Страна, которую европейцы называют Бирмой, а сами жители – Шуэбиджи (что значит – Большая Золотая Страна), вплоть до получения независимости была известна в Европе далеко не так, как два ее великих соседа – Индия и Китай. Покорив Бирму лишь в конце XIX века, англичане неохотно пускали туда других европейцев – здесь через отроги Гималаев проходил стратегически важный путь в Китай. Понятно, что и русских путешественников в этих краях побывало немного – во всяком случае меньше, чем в соседней Индии, – и Ерошенко был в числе первых.
К путешествию в эту страну он готовился давно – еще в Москве, переписывался с бирманским миссионером; в Лондоне изучал священный язык буддизма пали, в Японии же, делясь планами своих путешествий, неизменно называл Бирму.
… И вот в январе 1917 года Ерошенко уже шагал по воспетому Киплингом Моулмейну. Шелест листьев королевских пальм, звуки эоловых арф на макушках пагод – белых и желтых, как облака, шорох ящериц и деловитое гудение насекомых – все это рисовало ему неведомый, сказочный мир.
В небольшом по европейским масштабам Моулмейне приезд Ерошенко вызвал всеобщий интерес – здесь никогда еще не видели ни одного русского. Вскоре чуть ли не весь город перебывал в доме, где остановился Ерошенко. Приходили крестьяне, торговцы, монахи, миссионеры, прибыл даже английский губернатор (3). Странный, на их взгляд, белокурый человек в рубахе навыпуск, повязанной ремешком, разговаривал с каждым на их языке: с миссионерами – по-английски, с монахами – на пали, с простыми людьми – по-бирмански.
Во внимании к гостю из России проявился, вероятно, тот необычный интерес, с которым бирманцы относились ко всему русскому. Профессор И. Минаев, побывавший в этих краях до Ерошенко, с удивлением отмечал, что в Индии и Бирме жила почти религиозная вера в народ России, который освободит эти страны от англичан.
Вряд ли такая популярность русских могла понравиться миссионерам – покровителям Моулмейнской школы слепых. Но дети так неохотно посещали эту школу, что "отцы города" давно уже искали человека, который мог бы, наконец, наладить там работу. Познакомившись с необыкновенным слепцом, миссионеры решили назначить его директором (4). Сам Ерошенко на это не рассчитывал, как явствует из следующего его письма Тории Токудзиро:
"Школа слепых в Моулмейне, 7 марта 1917 г.
Дорогой мой мальчик!
Прошло почти два месяца с тех пор, как я поселился среди слепых в Бирме… Бирманцы относятся ко мне с беспредельной любовью. Они просят меня остаться здесь по крайней мере еще на два года. Все надеются, что школьный комитет предложит мне место старшего преподавателя.
О деле обучения слепых в Бирме пока мало что можно сказать. Они ничего не знают о методике обучения слепых, все находится в первобытном состоянии. Например, преподаватели школы слепых уже два года требуют специальную бумагу для книг (5), и лишь после того, как я поговорил с председателем школьного комитета, кажется, пришлют немного бумаги…".
Ознакомившись с делами в школе, Ерошенко понял – все придется начинать заново. Детей здесь фактически ничему не учили (6): объяснят, как плести корзины или вязать мешки, и вот уже слепой ребенок работает – зарабатывает себе на хлеб. Ни писать, ни читать детей не обучали – миссионеры считали, что бирманский язык слишком сложен для того, чтобы записывать его алфавитом по Брайлю.
Стоит ли удивляться, что состав учеников школы был текучим: чаще всего дети, проучившись немного, возвращались домой, в деревню, следуя бирманской поговорке "легко прийти, легко уйти". А вернуть их обратно было непросто. Когда Ерошенко пришел в школу, там было не более двух десятков детей, и первое, с чего ему пришлось начать, – это поездки по стране в поисках учеников.
