Лев Шаховской - С театра войны 1877–1878. Два похода на Балканы
– Седлать коней! Через четверть часа – выступление!
Еще была ночь, а генерал Гурко уже ехал верхом по направлению к шоссе, где в кустах была рассыпана цепь турецких аванпостов. Позади медленно подвигались колонны пехоты, расходясь по двум направлениям: стрелковая бригада забирала вправо, в обход неприятельской позиции, а лейб-гвардии Московский и Гренадерский полки и гвардейские саперы шли прямо на турецкие укрепления, еще скрытые за ближайшим холмом; артиллерия взбиралась на возвышенности для занятия там позиций. Дело началось с мелкой аванпостной перестрелки, открытой турками по казачьему разъезду, посланному вперед для порчи на шоссе телеграфной проволоки, соединяющей Горний Дубник с Плевной. Заметив генерала Гурко и его многочисленную свиту, выехавших слишком вперед войска, цепь турецких аванпостов открыла из кустов по нам частый ружейный огонь, но едва стала надвигаться пехота, турецкая цепь быстро отступила на шоссе и оттуда к укреплениям. С турецкой вышки также ранее всего заметили блестящую группу всадников и пустили по генералу и его свите три гранаты, которые, перелетев над нашими головами, не причинили никому вреда. В 8 часов ровно батарея, поместившаяся на восток от шоссе с нашего левого фланга, первая открыла частый огонь по турецким укреплениям. Вслед за ней другая батарея, выехавшая на шоссе и поместившаяся у самой дороги на маленьком курганчике, начала со своей стороны обстреливать турецкие высоты. Оттуда не замедлили посыпаться ответы: гранаты загудели и зашипели по разным направлениям, и сражение открылось.
Генерал Гурко с нетерпением выжидал минуты, когда наша пехота приблизится к турецким укреплениям и перейдет в наступление. В 10 часу утра затрещали первые ружейные выстрелы с турецкой позиции, и генерал Гурко выехал на шоссе, на нашу батарею, помещавшуюся на курганчике. Отсюда вся картина боя была видна и открыта как на ладони. С версту впереди нас, очерченная ясно, высоко поднималась круглая турецкая позиция, обнесенная рвом и валом, она вся дымилась от ружейного и артиллерийского огня. К ней под выстрелами турок подходили, также стреляя, наши колонны, они были к позиции и с правой, и с левой стороны, и с фронта. На нашем правом фланге показалась из лесу кавалерия: то была пришедшая вовремя из Трестеника Кавказская бригада под начальством полковника Черевина, которая подала руку Павловскому и Финляндскому полкам, наступавшим на турок с тыла. С левого фланга, от селения Чурикова, наступали Московский и Гренадерский полки, а с фронта шла гвардейская стрелковая бригада. Турки были окружены со всех сторон – план обложения был исполнен как нельзя более удачно. Казалось, неприятелю не было более выбора, как только сдаться или умереть в собственных ложементах. Такое впечатление, по крайней мере, производила в ту минуту картина боя, ярко облитая солнечным блеском. С левого фланга несколько рот Гренадерского полка пустились бегом на турецкую возвышенность и успели занять несколько неприятельских ложементов; спрятанные в них турки быстро побежали вверх к центру своих укреплений. Но зато главная и самая высокая позиция турок, с крутым подъемом к ней, оставалась еще всецело в руках неприятеля, и чем ближе подходили к ней наши колонны, тем сильнее учащался из нее ружейный огонь. Эта позиция, обнесенная рвом и состоящая вся из глубоких, ярусами вверх идущих рвов, в которых за насыпями не видать было неприятеля, походила на какую-то адскую машину, митральезу, извергавшую неимоверное количество пуль. Пули давно уже летели и через курганчик, где на батарее стоял генерал Гурко со своим штабом. Батарея на этом курганчике стреляла часто и метко, причем каждое орудие, подпрыгнув после выстрела, скатывалось с курганчика вниз. Солдаты хватали орудие за колеса и с трудом втаскивали его снова вверх на курганчик. Один из артиллерийских офицеров каждый раз торопил солдат:
– Голубчики, родные, тащите скорее, минута дорога!.. Минута дорога!
Турецкие снаряды то и дело падали около батареи, некоторые из них звонко и гулко разрывались, пули целым роем проносились между нами, они шумели, звякали, шипели, гудели на всевозможные тоны и лады, но на курганчике и около него, кроме одного конвойного гусара и нескольких раненых лошадей, никто не был задет пулями или осколками гранат. Долгий, томительный час прошел под этим огнем, а турецкий редут все продолжал трещать как митральеза, атака очевидно затягивалась и шла неуспешно. Наконец генерал Гурко, не вытерпев долее, скомандовал суровым голосом:
– Батарея, вперед! Подъехать к неприятелю на триста сажен и катать в него шрапнелями.
Повинуясь команде, восемь орудий, стрелявших на курганчике, быстро взяли на передки и карьером вынеслись вперед. В эту минуту подскакал к генералу Гурко ординарец с донесением, что наше наступление на главный редут задерживается сильным огнем неприятеля, что несколько ложементов на левом склоне турецких позиций заняты Гренадерским полком, но что при этом генерал Зедлер, командир бригады, тяжело ранен пулей в живот и просит подкрепления у полковника Скалона, который едва успел развернуть своих саперов и выехать вперед, как тоже был ранен в живот; ранен также Любавицкий, командир Гренадерского полка, пулей в плечо навылет, но остался в строю. Генерал Гурко потребовал коня и с курганчика поехал вперед в сопровождении начальника штаба генерала Нагловского и двух ординарцев.
Не прошло и получаса, как он прислал назад одного из ординарцев с приказом генералу Рауху, командиру 1-й гвардейской дивизии, выслать немедля вперед подкрепление из частей первой дивизии. Раух скомандовал Измайловскому полку выступить в дело. Поворотно двинулись измайловцы мимо курганчика, под градом пуль, стройными красивыми колоннами, батальонный командир подскакал к ним:
– Измайловцы! – говорил он звучным голосом, – помните ваших дедов, помните героев Бородина, они смотрят на вас теперь.
Измайловцы на ходу сняли шапки и крестились.
– Равнение направо! – командовал между тем офицер, шедший впереди роты с саблей наголо. – В ногу! Левой! Левой!
Снова прошел долгий, томительный час, в течение которого то усиливалась, то затихала перестрелка. Наконец вернулся генерал Гурко и направился шагом на левый фланг, отыскивая графа Шувалова, командира 2-й гвардейской дивизии, около которого ранили в бедро его начальника штаба, полковника Скалона, и трех ординарцев. Второе наступление на редут было также неудачно, много выбыло у нас из строя: солдаты во время атаки бодро шли вперед до глубокого рва и вала редута, но попытки перешагнуть этот ров кончались сотнями геройских смертей – и только. Глубина этого рва, высота вала и сильный неприятельский огонь делали редут неприступной крепостью.
