Николай Ховрин - Балтийцы идут на штурм !
Неожиданно к нам прибыла подмога. Ранним мартовским утром на "Республику" явилась группа большевиков, присланных Петербургским комитетом. Надо ли говорить, как мы обрадовались? И особенно я и Марусев: среди приезжих был наш товарищ по "процессу двадцати" Кирилл Орлов. С ним мы не виделись с тех пор, как после приговора его отправили на каторжные работы. Кирилл представил своих товарищей. Один из них был прапорщик. Кроме Гарина, которого мы не считали большевиком, нам еще не встречались офицеры - члены РСДРП. Знакомство с прапорщиком Ильиным-Женевским скоро убедило нас, что он настоящий коммунист. Двое - Пелихов и Зинченко - кронштадтские матросы. Они хорошо знали условия работы на флоте. В группу входил также Борис Жемчужин - молодой человек, с решительным и волевым лицом. Он был членом Петербургского комитета партии. До революции за участие в подпольной работе среди студентов успел побывать в знаменитых "Крестах".
Приехавшие рассказали об обстановке в столице, а мы ознакомили их с положением дел в Гельсингфорсе. Узнав о "комитете Гарина", они предложили создать по-настоящему большевистскую организацию.
Опираясь на рабочих мастерских Свеаборгского порта, мы вскоре объявили о рождении Свеаборгского матросского коллектива РСДРП. Узнав об этом, Гарин вызвал к себе его руководителей и потребовал объяснений. Ему вежливо растолковали, что возглавляемая им организация но может претендовать на звание большевистской. Гарин с этим не согласился и потребовал провести общее собрание большевиков Гельсингфорса. Мы не возражали.
Началась подготовка к этому событию. В эти дни мы побывали на многих кораблях. Перед матросами выступили и приезжие. Особенно убедительными для моряков были речи кронштадтца Семена Пелихова. Раньше он состоял в партии эсеров. За участие в восстании на крейсере "Память Азова" его приговорили к каторжным работам. В начале мировой войны, видя, что его единомышленники заняли оборонческую позицию, Пелихов решительно порвал с ними. Освобожденный Февральской революцией, он вернулся в Кронштадт и вступил в партию большевиков. Хорошо зная эсеровскую идеологию, ее уязвимые места, Пелихов успешно боролся с ее приверженцами.
Прибывшие из Петрограда Ильин-Женевский и Жемчужин взялись за создание большевистской газеты. Техническую базу для нее нашли довольно быстро. По просьбе матросов финский сенат разрешил использовать свою типографию. Только за это следовало заплатить. А денег-то у нас как раз и не было. Дело чуть было не зашло в тупик.
Выручили матросы с "Республики". Созвав общекорабельный митинг, мы рассказали им о сложившейся обстановке. Моряки собрали тысячу финских марок. Для начала этого было вполне достаточно.
Ильин-Женевский и Жемчужин сняли маленькую квартирку на Высокогорной улице и стали готовить первый номер. В помощники им от "Республики" мы выделили молодого унтер-офицера Георгия Светличного.
"Волна" - такое название получила газета - вышла в свет 30 марта. Сверху на первой полосе крупными буквами было напечатано: "Российская социал-демократическая рабочая партия". Тут же лозунг: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" С гордостью передавали мы из рук в руки еще пахнувшую типографской краской "Волну" - орган Свеаборгского коллектива РСДРП. Она быстро завоевала популярность у читателей. А эсеровская "Нива" вскоре прекратила свое существование. Кстати, почти все ее наборщики перешли работать в "Волну".
Наша газета развернула широкую агитацию за создание единой большевистской организации Гельсингфорса. В статье "Организуйтесь!" разъяснялись цели и ближайшие задачи большевиков. В ней, в частности, говорилось: "Надо строить и собирать революционную силу народа, чтобы организовать отпор контрреволюционным попыткам помещиков и капиталистов, всегда готовых отобрать у народа его завоевания... А для этого необходимо, чтобы все социал-демократы, признающие программу партии не только на бумаге, объединились, слились в активной работе для расширения и продолжения дела революции".
Свеаборгский коллектив РСДРП призывал беспартийных матросов, рабочих и солдат вступать в ряды нашей партии. Однако мы не стремились расширять ряды во что бы то ни стало, как это делали, например, эсеры. Они иногда доходили до того, что после очередного митинга тут же записывали в свою партию всех желающих. А на мелких судах - даже не каждого в отдельности, а целыми командами. В то время многие по наивности "записывались" в ту партию, о которой услышали раньше, или же в ту, куда лучше приглашали.
Мне однажды довелось быть свидетелем разговора между двумя матросами-земляками, встретившимися на берегу. Один из них хвалился:
- Мы всем кораблем в эсеры записались... Кто-то предложил, проголосовали и - пожалуйста...
- Хе, мы, брат, выше вас хватили, анархистами заделались.
- А почему же выше?
- Потому, что нам обещали всем револьверы выдать. Анархисты - ребята отчаянные... никого не признают, и никакая власть им нипочем. Делай всяк, что хочешь!
По лицу "эсера" можно было видеть, что он сражен этими доводами и наверняка задумался: не податься ли и ему в такую партию, где револьверы дают и все дозволено.
Таких неопытных в политике ребят было много. За их счет партия эсеров росла, как на дрожжах. Зато впоследствии солдаты, матросы, рабочие покидали ее ряды с такой же легкостью. В конечном счете социал-революционеры очутились у разбитого корыта, превратились в кучку заговорщиков.
В начале апреля мы узнали, что в Россию через Швецию возвращается Ленин. Свеаборгский матросский коллектив решил послать своих представителей на станцию Рихимяки, через которую должен был проследовать состав, везущий вождя рабочих и крестьян. Вместе с ними посчастливилось поехать и мне.
Всего из Гельсингфорса в Рихимяки поехало человек полтораста. В пути Борис Жемчужин, слышавший о Ленине больше нас, рассказывал о том, как много Владимир Ильич сделал для революции.
На место прибыли за несколько часов до подхода поезда. Вокруг Рихимяков были расположены казармы крупных воинских частей. Мы узнали, что местные эсеры как раз в это время начали созывать личный состав на какой-то свой митинг. Борису Жемчужину это показалось подозрительным.
- Боюсь, что не случайно, - сказал он, - видимо, социал-революционеры не хотят, чтобы солдаты видели Ленина, вот и отвлекают. Надо испортить им эту затею.
Большой группой мы отправились в казармы. Когда начались выступления, нам стало ясно, что они рассчитаны на неограниченное время. Тогда слова попросил кто-то из наших товарищей. Устроители собрания не спешили предоставить ему трибуну. Видя это, солдаты стали выкрикивать:
