Владислав Лебедько - Хроники российской Саньясы. Том 2
В: Эти центры до сих пор существуют?
Г: Я думаю, что через некоторое время произойдет их возрождение. Они позакрывались и были выброшены на улицу. Более того, те, кто имел доступ к основным работам этих центров, уничтожались физически. Я знаю примеры. Это были не те, кто был как-то известен в государственном аппарате, это были руководители самих центров и их ближайшие сотрудники. Такие люди всегда были засекречены, а после развала центров — уничтожены. А дальше, когда в России случилась вся эта послеперестроечная катавасия, никому до этого дела уже не было. Поэтому люди, которые прошли обучение в этих центрах пошли христарадничать, давать всяческие представления, концерты и тому подобное. Это было смешно и грустно. Люди верили в то, что пришел какой-то очередной пророк, который вылечит, осчастливит…
В: А где вы приобрели Знания?
Г: Не в этой системе. Дело в том, что во время «культурной революции» в Китае многие уйгуры и китайцы уничтожались, но в том числе те, кто из поколения в поколение занимались духовной практикой, целительством, боевыми искусствами… Многие из них бежали в Советский Союз. Естественно, через какое-то время здесь они нашли друг друга. Сложилась стройная система обучения, подготовки. Мне посчастливилось стать учеником такой системы. Школы.
Многие китайцы проводили поразительные эксперименты. Вот, например, доктор Дзянь в Хабаровске результатами своей работы доказал, что можно, допустим, у цыпленка вырастить утиные лапы без хирургического вмешательства, или у риса создать многолетнюю корневую систему. При повторе того, что он делал, у других людей ничего не вышло. А он, еще будучи студентом Пекинского Университета, руководил целой лабораторией, занимающейся биосистемами. Как раз тем, что нам известно, под такими обобщенными понятиями, как цигун, биоритмология, биотерапия. Европейцы всего этого, по большому счету, не понимают, потому что китайцами, в свое время, была запущена дезинформация по этим вопросам. Во всяком случае, те, кто меня учил, делали это по древним канонам, в течение длительного времени. Европейцы прекрасно умеют работать с информацией, передающейся вербально, с книгами, текстами. Там же этого нет. Ты должен постичь все только на своем собственном опыте. Получение какого-то результата, прохождение через какой-то внутренний опыт и было экзаменами у меня. Например, я сдавал такой экзамен по астме. Я доказал, что астма вылечивается. И гормонозависимая и гармононезависимая, без разницы. Я доказал, что это совсем не то заболевание, каким его принято считать. Астма излечима полностью, и в течение двух десятков лет мы это доказываем своими результатами. Но как мне потом стало ясно, это никому не нужно на уровне государства. Если существует мощная фармакология и на этой теме работают огромные концерны, то кому это нужно, чтобы человек стал здоровым и перестал бы есть таблетки?
С обучением дело обстоит очень сложно. Каждый из нас, кто этому обучался, да и те, кто обучал, занял свою маленькую нишу, чтобы эти Знания не растворились. Для того, чтобы сохранить тот комплекс Знаний, который приносит реальные результаты, не создавая шумных рекламных кампаний, и помочь конкретному ребенку, который погибает, поставить его на ноги. Чтобы он прожил долгую и счастливую жизнь, даже не вспоминая, что там у него в детстве произошло. Это не для того, чтобы тешить свою гордыню. От подобных вещей меня довольно быстро отучили. Очень легко. Когда меня в двадцать два года начали величать по имени-отчеству из-за того, что я эффективно работал, мне один мой наставник сказал так (у него был своеобразный акцент): — «Ти не должен никого учить. Ти — большой глупий человек. Ти должен вся зима ходить босиком!» Я так и сделал. И увидел, что мнение людей, которые ни с чем таким не работали и не сталкивались, зависимо от каких-то собственных отождествлений. Я ведь делал то же самое, что и они, но я приходил среди зимы в одной рубашке и босиком. Мне это было сложно, но я знал, что это было мне сказано для того, чтобы я что-то понял через свой опыт. Выяснилось, что первую неделю на меня все смотрели и уважали. Они считали, что я ушел из семьи и мне не в чем ходить. Когда это продолжилось и на второй неделе, окружающие решили, что я просто заболел — дозанимался. Конечно, уже никакого имени-отчества, стали уже не на вы, а на ты. На третьей неделе появилось бурное сомнение. Стало непонятно, что же такое происходит: если болезнь, то она должна как-то прогрессировать или в одну или в другую сторону. На четвертой неделе я понял, что я стою ровно столько, сколько я знаю и умею. Никакие имиджи и знаки — они ничего ровным счетом не значат. Все стало на свои места. Все это было расставлено очень тонко и умело. Это сыграло свою роль, когда выяснилось, что то, чему меня учили, к сожалению, правда…
В: Почему к сожалению?
Г: Потому что, если бы все было так, как учили в средней школе и институте, то все было бы проще и легче, все было бы разложено по полочкам: хорошее-плохое, красное-белое…
В: Зачем вам тогда, в юности, все это было нужно?
Г: Первый толчок — любопытство. Но любопытство это происходило из детства, когда я не мог поверить тому, что я часто видел своими глазами. Дело в том, что я сам с Алтая. А там результатов в помощи людям достигали, в первую очередь, не врачи, а бабушки различные, которые непонятно за счет чего убирали те состояния, которые необходимо было срочно убрать, а у врачей ничего не получалось. Если привести пример, то в детстве у меня было воспаление подмышечного лимфатического узла, которое бабушка сняла за два дня. Потом, через семь лет, когда я был спортсменом и у меня повторилось то же самое, я пошел в поликлинику. Врач мне объяснил, что если опухоль сама собой не будет проходить, то через неделю руку придется ампутировать: кровоснабжение-то было нарушено, сосуд пережат и рука уже не двигалась почти. Я до того испугался тогда, что опухоль, наверное, из-за самовнушения стала уходить. Таких примеров было много. В детстве у меня было представление о враче такое: мне казалось, что как только я приду на прием, врач сразу же, глядя на меня, скажет, чем я болею, как это вылечить, плюс ко всему он бы рассказал, что я бабушку не слушаюсь и перечислил бы разные мои шалости. Оказалось, что это далеко не так. Это я себе какого-то восточного врача представлял. Это у них есть. Действительно, уже только глядя на человека, о нем можно много чего рассказать.
С этим любопытством, с этим живым интересом я попал в армию, где меня научили очень многому из того, что нехорошо, и потом, выйдя уже из армии, я вдруг понял, что это нехорошо можно повернуть так, чтобы наоборот, всем было хорошо. Попытался это сделать, увидел первые результаты и начал уже планомерно и серьезно работать и искать Знания.
