Александр Арефьев - Были и былички
Другого студента, с филфака, нашла через наш совет международная адвокатская коллегия и вручила ему извещение о том, что в Канаде его дед помре и оставил ему в наследство обувную фабрику, дом,
"Кадиллак" и чёрт-те ещё что. Студент бил себя пяткой в грудь и кричал, что Родину не покинет ни за какие коврижки, но, побывав в нашем совете, утих, исчез с занятий месяца на два, а потом всё же оказался каким-то образом в Канаде, откуда и прислал письмо с сообщением, что вступил во владение фабрикой и уже организовал на ней ячейку компартии. Правда, это письмо оказалось единственным.
В основном письма приходили от наших девиц, которые повыскакивали за иностранных, большей частью чёрных студентов, уехали в их заморский рай и теперь верещали оттуда с лейтмотивом "мама, забери меня обратно". Вот эти письма и были моим основным аргументом уговоров наших студенток не лететь сломя голову за каждым заграничным принцем. Определённым диссонансом в этой кипе звучало письмо жён какого-то мусульманина с жалобой на старшую жену, хохлушку, вывезенную из нашего университета их благоверным мужем.
Они просили забрать её назад к чёртовой матери, ибо житья им не даёт и гоняет как пионерок, объявив себя секретарём домашней комсомольской организации.
Кстати о принце… Один выпускник аспирантуры, на сей раз жёлтенького цвета, сделал предложение руки и сердца второкурснице с юрфака. Тут я и подсуетился со своей пачечкой писем (конечно, без последнего, мной упомянутого). Долго уговаривать не пришлось, и понеслась она рысцой отказываться от партии. Аспирант, оказавшийся на поверку и вправду малайским принцем, пригорюнился, но всё же устроил пышные проводы, завалив неудавшуюся невесту подарками. Все перечислять не буду, но вот главные: торт метровой высоты в форме старинного замка с королевой, фрейлинами в креолине и вельможами в сахарных париках (на вкус все марципановые) и кольцо с брюликом, на вид карат в десять.
А теперь представьте лавину чувств, обрушенных на меня студенточкой в связи с таким обломом. Тем более что колечко у неё гэбэшники отобрали за обещание не выгонять её из университета (торт её прожорливые товарки успели оперативно слопать). В общем, сославшись на занятость по учёбе, ушёл из Международного студенческого совета, резко сократив тем самым свою общественную деятельность.
Польша
Случилось как-то в моей студенческой жизни, что предложили мне в
Международном студенческом совете МГУ, где я работал (такая была общественная нагрузка, как тогда выражались), поехать на Конгресс молодёжных прогрессивных организаций в Польшу. Я, конечно, с радостью согласился. Хоть и ходила в то время поговорка "Курица – не птица, Польша – не заграница", но всё же первый выезд за бугор это вам не фигли-мигли. Сформировали из студентов разных факультетов делегацию кандидатов на выезд, но в конце концов число их свелось к двум – я и чеченский старшекурсник из моего же Института восточных языков.
Остальные то ли не успели оформиться, то ли выездную комиссию не прошли и выпали в отсев. Надо сказать, что тогда не то, что сейчас, тогда загранка была чем-то вроде священной коровы и не каждому в руки давалась. Надо было получить кучу характеристик, рекомендаций да ещё "добро" недремлющих "органов". Но самым страшным стражем границ нашего отечества была как раз выездная комиссия, своего рода чистилище на пороге рая.
Заседали там старпёры из ветеранов Партии и гоняли безбожно по её, родимой, истории, а могли и каверзный вопрос задать типа "А кто у нас сейчас премьер-министром в Албании?" или "А сколько копеек стоит батончик хлеба у нас в булочной?". Я и сам чуть не погорел, когда задали вопрос "А что это, студент, у вас за колечко на пальце?". Пришлось объяснять, что кольцо – память о дедушке, который в чине полковника был тяжело ранен в первый месяц войны и перед смертью отдал кольцо с гравировкой двух переплетённых "А" своей дочке, а моей будущей маме.
Вензель – от первых букв его имени Александр и имени его жены, а моей бабушки – Анны. А колечко взято было на войну в качестве оберега, да вот не спасло. И попросил, мол, дедушка дочку, коли родит она сыночка, наречь в помин его тоже Александром и кольцо, когда повзрослеет, передать Сашеньке, т. е мне. Вот и ношу его, как завещано.
Довёл я стариков своим рассказом до слёз умиления и отпустили они меня с богом, наказав всё же на время командировки колечко снять – негоже комсомольцу перед иностранцами свою слабость идеологическую демонстрировать. Однокашник мой чеченец тоже прошёл комиссию без осложнений. Был он из "стариков", т. е. отслужил в армии и пришёл в институт уже партийным, так что, как говорится, без вопросов.
Вот и отправились мы с ним поездом с пересадкой в Варшаве в Нови
Сонч, городишко, где в здании техникума тот конгресс и проводился.
Студенты были на летних каникулах, так что здание было в полном распоряжении участников: первый этаж для рабочих заседаний, второй – женское общежитие, третий – мужское. Заправлял всем мужик явно не комсомольского возраста, представившийся партсекретарём техникума.
Правда, поляки и из официальной делегации, и из штата переводчиков называли его чуть не открыто секс-инспектором, ибо его основной функцией было блюсти моральную чистоту делегатов. Это ему не очень-то удавалось, так как уже с первых дней, вернее, ночей постояльцы второго и третьего этажей перемешались.
Хитрые поляки уже в первый день организовали экскурсию на городской ликёроводочный завод, который в духе интернациональной дружбы презентовал нам несколько ящиков образцов собственной продукции. Ну и дело пошло сразу веселее. Вечером состоялся торжественный ужин в честь открытия мероприятия, потом столы сдвинули, освободив место для танцев, а на них выставили халявные напитки. Танцевали тогда, помню, чуждый нам танец "серф" (от французского слова "олень"). То есть надо было трясти головой как рогами, а также другими частями тела в такт шумного студенческого джаз-банда.
Народ быстро разгорячился, стало душновато, польки рассупонились донельзя к неописуемому ужасу моего идеологического наставника по делегации. Кстати, наше слово "полячка" звучит для их уха оскорбительно, ибо суффикс "ячк", как, впрочем, и у нас, несёт унизительный оттенок. Но мой друг, по идеологическим соображениям, даже узнав это, по-другому их уже больше и не называл.
Горячительные напитки из импровизированного бара утекали с поразительной быстротой, и чтобы охладить пыл, поляки провели конкурс среди представителей делегаций на лучшее знание их страны.
Чеченец, естественно, вытолкнул из толпы меня и не прогадал – я занял второе (к его неудовольствию), но всё же почётное место).
