Андрей Ерёмин - Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков
Библия была для батюшки основой его пастырской деятельности. Как Слово Божие ведёт свой народ, постепенно проявляясь в истории, так и отец Александр пытался вести своих учеников в духе постепенного возрастания. В одной из лекций он говорил, что Откровение — это не то, что развивается, а то, до чего надо дорастать.
Священник, который хочет включиться в замысел Божий, должен всячески содействовать развитию личностей своих прихожан, этим он помогает Христу и содействует гармонизации окружающего мира.
20
Подмена динамического библейского духа типиконской схемой и обрядоверием заставляет сегодня многих самым серьёзным образом задуматься о концепциях и перспективах пастырского служения в Православной Церкви.
Во время своей работы алтарником, а затем дьяконом и священником отец Александр нередко мог наблюдать поведение прихожан, больше соответствующее ритуальному, языческому мировоззрению, чем христианской вере. Квазирелигиозность выражалась и в стремлении людей отгородиться от мира, и в подмене Писания местным преданием, и в боязни новых переводов Библии, и в оккультном либо потребительском интересе к таинствам.
Будучи не только пастырем, но и историком религии, батюшка прекрасно осознавал законы религиозного сознания, понимал, что оно крайне инертно по своей природе и то, что мы видим на поверхности, есть лишь «верхушка айсберга».
Отец Александр не стремился к проведению каких‑то кардинальных реформ; считал, что для них нужна длительная подготовка религиозного сознания народа. Он понимал, что резкие движения, раскачивающие церковную лодку, могут её перевернуть, но не ускорят движение вперёд. Кроме того, он видел, что в каждый момент времени Бог предоставляет Церкви максимум возможностей для серьёзного развития. Но это развитие прежде всего вглубь, а не вширь. Свою пастырскую борьбу за изменение сознания отец Александр вёл на страницах книг, прежде всего, в шеститомнике, посвящённом развитию религий.
Сейчас многие священники, даже большинство иерархов, не готовы к необходимым церковным реформам. Архиепископ Михаил по этому поводу писал: «Большинство церковных деятелей в сане или без сана, как рядовых, так и самых высокостоящих, как бы застыли в преклонении перед церковной действительностью и готовы мириться с любыми, даже самыми безобразными её явлениями, ибо ими владеет любовь не к Богу и даже не к Церкви как к благодатному орудию нашего спасения, а к привычной церковной атмосфере, к церковному убранству и ритуалу — словом, к внешней стороне церковной жизни» [50].
Отец Александр был полностью согласен со взглядами вологодского архиерея и потому всё своё пастырское служение, всё своё время и силы отдавал работе, которая, пусть понемногу, пусть хотя бы в рамках его прихода, но, все‑таки, меняла существующее положение вещей.
Батюшка действовал так же, как Церковь действовала всегда (прежде всего, в первые века христианства), вписывая новое содержание в привычные формы. Тем самым он демонстрировал здравый, сбалансированный церковный подход, учитывающий современные ему социальные условия. Кроме того, он на самом деле ощущал себя внутри православной традиции и видел в ней элементы непреходящей важности не только для прежнего, монастырского, но и для современного христианства, открытого миру.
Священное вино нуждается в сосуде. Также и Церковь без определённого количества статических элементов (эстетики богослужения, культовых форм) не может распространять динамическую силу Слова Божия, не может выражать вовне свой внутренний дар. В своей книге «На пороге Нового Завета» отец Александр писал: «Ритуал — это живая плоть таинства, русло духовной жизни, ритм, объединяющий людей и освящающий повседневность. Он соответствует самой природе человека» [51].
Батюшка был хорошо знаком с книгой Бергсона «Два источника морали и религии», и хотя его мысли не во всём совпадают с мыслями французского философа, но с тем, что «не бывает религии без ритуалов и церемоний», он был несомненно согласен. Важно, чтобы внешнее, принадлежащее культуре, было подчинено главному — сердечному благодарению как центру христианского богослужения. Важно также, чтобы культурным формам не приписывалась какая‑то своя особая, стоящая вне Личности Христа, ценность. Однажды отец Александр сказал: «…если старинные культовые элементы удовлетворяют нашим эстетическим склонностям, то в этом ничего страшного нет. Но если они (культовые элементы) воспринимаются как нечто важное, серьёзное, то это уже прямо противоположно сути христианской веры».
Отношение отца Александра к храмовому богослужению было близко к позиции пророков, о которой он писал в книге «Вестники Царства Божия»: «Не следует думать, будто храм был для них чем‑то ненужным, бессмысленным, полуязыческим; напротив, они искренне почитали святыню… Протестовали они лишь против превращения культа в самоцель, в нечто самодовлеющее, не зависящее от глубины веры и нравственного состояния людей».
И сам батюшка, как свидетельствовал архиепископ Михаил, «в своей пастырской деятельности фактически не отрывался от установившейся богослужебной практики и ни в чём не шёл вразрез с привычками и нравами любого православного богомольца» [52].
Но в то же время он прекрасно понимал, что эстетические элементы могут вытеснять сущностное понимание веры, стоит только человеку в них полностью погрузиться. Хотя «статика, формы в минимальных количествах необходимы, как скелет необходим живому организму из плоти и крови, но это пока… Функция скелета временная, а функция духовных характеристик человека — разума, совести, любви — вечна и непреходяща, несмотря на постоянную тенденцию к изменению, к возрождению». Отец Александр считал необходимым приспосабливать к пониманию современников элементы культа, родившиеся, по сути, в другой цивилизации. Изначально они несомненно были наделены глубоким смыслом, но с изменением условий жизни стали терять своё первоначальное значение, превращаться в эстетическое оформление или мёртвые обряды.
Что же касается реформ, отец Александр считал, что дело это требует тщательного рассмотрения, огромной работы, долгого времени. «Предстоит упорная работа, глубокое изучение и неустанное вхождение во внутреннюю жизнь всего христианского наследия в целом… Сокровищница христианской мысли неисчерпаема. Только перечень имён может занять несколько страниц» [53].
Сегодня остаётся вникать в то, что есть, вживаться в существующее богослужение. Батюшка считал, что судить о том, что в традиции вечно, а что должно со временем отпасть, может только тот, кто этой традиционной формой по–настоящему проникся. И нельзя отдавать власть принимать скороспелые решения о реформах неофитам.
