Матвей Песковский - Константин Ушинский. Его жизнь и педагогическая деятельность
Ушинский как натура цельная, не допускавший разлада между словом и делом, ставя семью одним из главнейших факторов воспитания, сам был идеально хорошим семьянином, горячо любимым всеми членами семьи, от мала до велика. Те немногие часы досуга, которые ему удавалось проводить в кругу семьи, он называл самыми приятными в его жизни.
Положение ушинского в это время можно бы назвать завидным. Не занимая никакого официального поста, он был видим и слышим на всю Россию, – для всех лиц, сколько-нибудь интересующихся педагогическими вопросами. Материальное положение его было в цветущем состоянии благодаря необычайному спросу на все его печатные труды. Ни от кого не зависимый, совершенно самостоятельный в выборе занятий и в распоряжении своим временем, он мог бы назвать себя даже счастливым; но, к сожалению, для этого ему недоставало самого главного – здоровья.
Вся жизнь его была исполнена разумной борьбы; вся его деятельность была употреблена на прокладывание самостоятельных путей. Такая трудная работа даром не дается, – и за успех пришлось заплатить здоровьем. Охваченный лихорадочною жаждою деятельности, он сделал большую ошибку, засидевшись в Петербурге с 1867 до весны 1870 года, так как надорванная грудь его не выносила сырых петербургских осени и весны. Весною 1870 года он чувствовал себя так плохо, что вынужден был наконец отправиться за границу, намереваясь проехать прямо в Италию. Но в Вене он окончательно расхворался и пролежал около двух недель. Местные медицинские знаменитости посоветовали ему возвратиться в Россию, ехать прямо в Крым и лечиться кумысом.
Так он и сделал, поселившись недалеко от Бахчисарая, в имении г-на Варле, где было кумысолечебное заведение. В течение месяца силы его настолько восстановились, что он задумал подробно ознакомиться с Крымом. С этой целью он поехал на южный берег Крыма и в Симферополь. Сюда он случайно прибыл в самый разгар съезда народных учителей и был принят симферопольским обществом с таким почетом, который превосходил самые смелые его ожидания. Учение в народных училищах было уже окончено, и Ушинский, по предложению местного директора народных училищ, г-на Соича, поехал вместе с ним в Бахчисарай, чтобы познакомиться с татарскою школою (медресе), главным образом – с новым отделением ее – для обучения учеников медресе русскому языку. Здесь ему впервые пришлось видеть на деле практическое применение в школе своего “Родного слова”, и притом вполне удачное. Взрослые ученики-татары, в возрасте 20–35 лет, с удовольствием заявляли Ушинскому, что русское чтение и письмо дается им несравненно легче татарского; что в библиотеке каждого из них обязательно есть “первый год” “Родного слова”, наряду с Кораном и семью толкованиями его на арабском языке.
По возвращении из Бахчисарая, Ушинский неоднократно посещал учительский съезд, принимая деятельное участие в его прениях. Тут он проявил свое обаяние как педагог-руководитель, умеющий передать в немногом многое, умно, авторитетно и доказательно поправить и направить других, – и положительно очаровал присутствовавших на съезде.
Когда стало известно о дне отъезда Ушинского из Симферополя, не только участвовавшие в съезде, но и некоторые из горожан, поклонников и почитателей его педагогического таланта и трудов, явились к нему в гостиницу, чтобы проститься и проводить его. Растроганный таким вниманием, Ушинский вместе с тем в простой, задушевной прощальной беседе с собравшимися еще раз убедился, что кабинетные педагогические труды его нашли уже хорошее применение в жизни. Обрадованный этим, он дал горячее обещание присутствовавшим посвятить последующую свою жизнь исключительно на пользу нарождавшегося у нас народного образования и выразил желание переделать свое “Родное слово” специально для народной школы. Многие из народных учителей и некоторые из посторонних провожали его за несколько верст от Симферополя.
Много энергии прибавило Ушинскому это искреннее, бесхитростное, бескорыстное выражение тружениками народного образования уважения и благодарности за его педагогические труды. В горячей душе его загорелись планы новых педагогических трудов. Вот что, например, писал он около этого времени одному из близких друзей своих в Петербурге: “Написать книгу для народной школы составляет уже давно мою любимую мечту; но, кажется, ей и суждено остаться мечтою. Прежде мне необходимо кончить “Антропологию”, и потом только я сколько-нибудь применю “Родное слово” к потребностям сельской школы. Кроме того, у меня на душе еще первоначальная география как окончание “Родного слова”. Вот сколько дела, а где силы? И всего досаднее, что в голове все это давно готово, так что три-четыре месяца прежнего здоровья, – и я бы, кажется, все кончил”. Судьба послала ему даже и некоторое улучшение здоровья. Проехав из Симферополя в Ялту и прожив здесь несколько недель, он почувствовал значительное восстановление сил. Встретившись в Ялте с Н. И. Костомаровым, он принялся горячо убеждать его взять на себя исполнение той части “третьего года” “Родного слова”, которая посвящена истории, т. е. иначе – написать отечественную историю для детей. По мнению ушинского, этот труд наиболее подходил Костомарову как великому мастеру популяризировать исторические события. Доводы были настолько убедительны, что Костомаров дал свое согласие в принципе. Это очень обрадовало Ушинского, так как он верил теперь в осуществление своего “Родного слова” в той программе, как оно было задумано и изложено во II части его “Руководства к преподаванию по “Родному слову”.
Полный самых лучших надежд, бодрый духом и телом, покидал он Крым в конце июля 1870 года, в расчете на скорый возврат туда со всем своим семейством. Прекрасное влияние Крыма на состояние здоровья заставило его приторговать небольшое поместье по соседству с Ялтой, для постоянного житья.
С такими расчетами и планами торопился он к семье, ожидавшей его в имении Богданка Черниговской губернии Новгород-Северского уезда. Было и особое обстоятельство, торопившее его возврат к семье. Старший сын его, Павел, только что окончив курс во второй С.-Петербургской военной гимназии, был назначен к поступлению в одно из высших военных учебных заведений и проводил лето с семьею, в деревне. Юноша был прекрасно развит физически, умственно и нравственно, блестяще учился и вообще подавал большие надежды. Отец очень любил его, видел в нем опору семьи, в случае своей смерти, – и это значительно ободряло его. Но он приехал в свою Богданку как раз в день похорон сына, по нечаянности смертельно ранившего себя на охоте…
Это был слишком уж жестокий удар, окончательно подломивший физические и душевные силы только что вернувшегося домой отца. Оставаясь спокойным по наружности, Ушинский весь ушел в себя, избегая даже разговоров со знакомыми. Чувствуя, что силы покидают его, он очень сокрушался об участи малолетних своих детей.
