Александр Воронцов-Дашков - Екатерина Дашкова: Жизнь во власти и в опале
Пока Дашкова ворочалась в постели в сомнении и страхе, Алексей Орлов, наконец, прибыл в Петергоф. Утром 28 июня 1762 года он разбудил Екатерину, которая спала в павильоне «Монплезир» в Петергофе, усадил ее в ожидавший экипаж и вместе с братом Григорием повез как можно быстрее в столицу, чтобы заручиться поддержкой Измайловского, Семеновского и Преображенского полков гвардии. Затем Екатерина проехала по Невскому проспекту к Казанскому собору, где приняла участие в благодарственной службе, получила благословение церковных иерархов и была провозглашена российской императрицей. Тех, кто был против или хотел видеть ее только регентшей, заставили замолчать или арестовали. Несколько офицеров Преображенского полка последовали примеру Петра Измайлова и Петра Воейкова и остались верными императору. Среди них был брат Дашковой Семен, который сначала попытался напомнить своим подчиненным, что они присягали Петру III, а затем бросился в Ораниенбаум на помощь императору. Арестованный своими солдатами, он был приведен в Зимний дворец и провел там в заключении одиннадцать дней[129]. Другие оставшиеся верными Петру офицеры Преображенского полка были арестованы вместе с Воронцовым.
Дашкова не поспешила встать на сторону Екатерины в ту ночь. Из-за того, что она не осознавала всей серьезности ситуации, или потому, что боялась ее последствий, она не присутствовала при начальных, решающих стадиях переворота. Теперь, при ясном свете дня, ей более не нужно было переодеваться мужчиной. Поэтому в шесть часов утра Дашкова надела платье, которое она обычно носила в торжественных случаях, и поспешила в Зимний дворец, где проходила церемония приведения к присяге. Это было смелое решение, она рисковала жизнью, но пути назад уже не было — она была вовлечена в заговор слишком глубоко. Когда она прибыла, толпа сторонников приветствовала ее, солдаты подняли ее и на руках внесли в переднюю к Екатерине, после чего две женщины в энтузиазме обнялись. Без лишней суеты Дашкова сделала все, чтобы взять под контроль этот символический момент, переиначив цвета, костюмы, ранги. В ту ночь Никита Панин отправился в Летний дворец, чтобы быть с великим князем Павлом, затем проследовал в Казанский собор, а оттуда в Зимний дворец. Дашкова подошла к нему и сняла с его плеча голубую ленту ордена Святого Андрея Первозванного. В то время жены императоров не всегда носили знаки орденов, но Екатерина была теперь императрицей, и Дашкова церемонно надела на нее ленту. Чтобы освободить место для нового украшения, Екатерина сняла орден Святой Екатерины, который носили только женщины[130], и Дашкова положила его в карман. Этот символический жест понравился бы Екатерине, если бы не самоуверенность и нахальство инициативы Дашковой.
Было решено отправиться в Петергоф, чтобы заняться императором, и обе женщины нуждались в соответствующих хорошо подобранных костюмах. Они нашли офицеров примерно их комплекции, и Екатерина оделась в мундир поручика Семеновского полка Александра Талызина, а Дашкова одолжила мундир Преображенского полка у Михаила Пушкина. Последний был двоюродным дедом А. С. Пушкина и довольно яркой личностью. Дашкова как-то спасла его от последствий сомнительных деловых махинаций. Позже его обвинят в выпуске поддельных банкнот и приговорят к каторжным работам в Сибири, где он и умрет. Выбранные ими мундиры были старого, традиционного фасона. Петр Великий ввел относительно простую, без украшений офицерскую форму Преображенского полка. Зеленый, похожий на солдатский, мундир имел золотые галуны, офицерский знак в виде полумесяца на груди и трехцветный шарф (пояс). Подразумевая, что выбранный ею мундир представляет славное прошлое России, Дашкова, на самом деле, перечеркнула некоторые ошибки, совершенные Петром III и его пропрусской политикой: «Замечу, кстати, что на мне был прежний мундир Преображенского полка, который носили со времени Петра I и который Петром III был изменен на форму прусского образца. Но что удивительно, с того момента, как императрица прибыла в Петербург, солдаты поснимали свои новые прусские мундиры и надели старую форму, добытую Бог знает откуда и как» (54/70).
Облачение в военную форму придало девятнадцатилетней Дашковой новую подвижность и авторитет ее действиям во время переворота. Однако не все одобряли ее превращение в офицера. Михаил Бутурлин рассказывал, как вечером 28 июня Дашкова, одетая в мундир, но без шляпы, выехала в Измайловский полк. Затем она попросила своего родственника В. С. Нарышкина, офицера этого полка, дать ей свою шляпу. Он категорически отказался и добавил: «Ишь, бабе вздумалось нарядиться шутихой, да давай ей еще и шляпу, а сам стой с открытой головой!»[131] Действия Дашковой, на самом деле, могли показаться самозванством офицерам, одетым так же, как она, и совершающим мужские поступки на исторической сцене. Дашковой, однако, это не казалось предосудительным, поскольку она часто воображала себя юношей: «И вот, похожая на четырнадцатилетнего мальчика, я стою в офицерском мундире, с лентой на плече, в одной шпоре» (61/76)[132]. Когда Екатерина проводила заседание совета, Дашкова без всякого смущения и с чувством театральности происходящего ворвалась в Сенат и стала нашептывать свои рекомендации на ухо императрице. «В мундире я имела вид пятнадцатилетнего мальчика, и им [сенаторам] должно было показаться странным, что такой молодой гвардейский офицер, которого они прежде не знали и не видели, посмел войти в это святилище» (54/70). Но как только ее имя было названо, все собравшиеся встали, чтобы ее поприветствовать. «Я покраснела и отклонила от себя честь, которая так мало шла мальчику в военном мундире» (54/-)[133], — пишет польщенная Дашкова. Несмотря на ее мальчишество, офицерский мундир подчеркивал беспрецедентную власть и влияние, которые были связаны с мужской одеждой и невозможны без нее.
Чтобы завершить захват власти, вечером 28 июня Екатерина была готова отправиться маршем на Петергоф. Оседлав лошадей и осмотрев войска, две женщины отправились на возможную битву с голштинской армией Петра. Екатерина командовала конной гвардией, тремя пехотными полками гвардии, полком гусар и двумя дополнительными полками пехоты. Пехота находилась в авангарде. Хотя и совершенно серьезный, этот поход все же напоминал бал-маскарад, поскольку, в отличие от обычной иерархии, возглавлялся женщинами. Дашкова была верной сторонницей Екатерины, но все это казалось ей нереальным — ночные приготовления и маневры, опасность, новый и незнакомый путь, по которому они шли с решимостью и сомнением, готовность к бою и смешанное чувство законности и незаконности их предприятия. Петра нужно было свергнуть во благо России, но у Екатерины не было законных прав на трон. Все же женщины брали верх и побуждали остальных к столь необходимым переменам. На короткое время Дашкова почти сравнялась с императрицей; позже она едва могла поверить, что скакала рядом с Екатериной, в офицерском мундире и с намерением свергнуть правительство. Это был один из моментов российской истории, имевших далекоидущие последствия для развития империи, хотя знаменитый историк Василий Ключевский, например, пренебрежительно назовет его «женской революцией».
