Хайнц Шмидт - С Роммелем в пустыне. Африканский танковый корпус в дни побед и поражений 1941-1942 годов
Нельзя сказать, чтобы Роммель вел себя с ними бестактно и властно. Однажды мы ехали по дороге оси, когда она была близка к завершению, и он был искренне доволен трудами итальянских строителей-дорожников. Две наши открытые машины сопровождал «мамонт» в качестве защиты от воздушных налетов. С нами ехали штабной офицер итальянского генерала Кальви майор Туцци, лейтенант Турини и доктор Франц, переводчик, заменивший доктора Хагемана. Роммель подозвал толстого итальянского майора, командовавшего одним из дорожно-строительных батальонов:
– Скажите ему, доктор Франц, что я очень доволен работой его батальона – они выполнили ее на отлично.
Пухлое лицо майора расплылось от удовольствия, когда он услышал этот комплимент. Это был веселый, живой и постоянно улыбающийся малый. Роммель спросил его, были ли какие-нибудь жалобы. Майор возбужденно ответил:
– Si, si, segnor[5], пища очень однообразная, и вино плохое.
Роммель с озорной улыбкой посмотрел на заплывшую жиром фигуру и мягко пробурчал:
– Ну, тебе-то это совсем не повредило!
2Когда Крувела назначили командующим Африканским корпусом, а Роммеля – командующим танковой группой «Африка», он оставил свой штаб в Бардии новому командующему, сохранив при себе только меня, своего ординарца Гюнтера и писаря Бёттхера. Мы вернулись в Джебель-Акдар, чтобы совсем немного пожить среди зеленых кущ Беда-Литтории.
Глава 14
Как Роммель поразил Гитлера
Помните ли вы зеленую Беда-Литторию в Зеленых горах? Я вспоминаю ее с тоской. Зато Роммель, для которого был приготовлен там небольшой коттедж со всеми удобствами, совершенно немыслимыми в пустыне, не любил ее. Здесь он был оторван от своих солдат, сражавшихся на передовой, которых он любил, хотя временами и грозно распекал.
И теперь, встав во главе танковой группы, он в определенном смысле попал в зависимость от своих подчиненных. Впервые его непосредственными помощниками стали два первоклассных штабных офицера, которые очень быстро показали Роммелю, что ему без них не обойтись. Это были генерал-майор Гаузе, начальник штаба, спокойный крепыш, обстоятельный и склонный к размышлениям, о котором я уже упоминал, и подполковник Вестфаль, офицер Генерального штаба, осмотрительный и компетентный служака. Я полагаю, что в британской военной терминологии их звания соответствовали генерал-майору Генерального штаба и офицеру оперативного отдела Генерального штаба и что наша танковая группа (весьма эластичный термин) была немного слабее в отношении пехоты, но сильнее по вооружению эквивалентной ей британской армейской группы. Нет, тут и разговоров быть не может – нашу танковую группу «Африка» никак нельзя было равнять с армейской группой.
Новый штаб тут же убедил Роммеля, что командующему не пристало общаться с солдатами на передовой – его дело дипломатия и общий контроль. Как солдат, рвавшийся на передовую – вы ведь помните, что я был тогда еще очень молод, – я очень сожалел, что дело повернулось таким образом, поскольку с каждым днем все сильнее убеждался, что мы мало что сможем увидеть своими глазами, когда начнется самое интересное, а оно должно было вот-вот начаться. Назревали жаркие денечки, ибо все те, кто знал врага, с которым мы столкнулись в пустыне, не могли себе представить, чтобы его боевой пыл угас.
Гаузе и Вестфаль сумели тактично убедить шефа, что новые отношения с итальянцами – ведь он, в конце концов, командовал теперь главными силами союзников помимо своих собственных немецких войск – требовали от него представительности, сосредоточения внимания исключительно на штабных делах, от которых, в конечном счете, и зависел успех дела, а также на поддержании теплых отношений с руководством итальянской армии.
Роммель и Гаузе стали друзьями, однако Роммель никогда ни с кем не сближался слишком сильно. Мне запомнилось много интересных разговоров, которые они вели между собой во время наших утомительных поездок в итальянскую штаб-квартиру и обратно, когда я был их невольным слушателем.
Однажды Гаузе спросил:
– Господин генерал, как вы познакомились с Гитлером?
Я навострил уши. Роммель откинулся на спинку сиденья и задумался. Потом предался воспоминаниям, что случалось с ним крайне редко.
– Я состоял при штаб-квартире фюрера, когда он впервые заметил меня. К тому времени я уже довольно долго служил здесь – эдакий незаметный подполковник на второстепенной должности, – сказал он. – Да, я был мелкой сошкой – нечто вроде коменданта лагеря, в котором располагалась штаб-квартира здесь, в Африке. Это означало, что я отвечал за транспорт, меры безопасности и другие скучные организационные материи.
И вот в День партии – очень хлопотный день – я получил приказ от Гитлера о том, что он хочет уехать на следующее утро в сопровождении шести машин, не более. Я должен был сделать так, чтобы к этому кортежу ни при каких условиях не присоединилась ни одна машина. Когда наступило утро и Гитлер собрался уезжать, я увидел, что площадь перед штаб-квартирой запружена автомобилями, в которых сидели министры, генералы, гауляйтеры и другие «птицы высокого полета». Но я был готов к этому.
Когда автомобиль, в котором сидел Гитлер, уехал, я пропустил пять машин, потом встал на дороге и загородил путь шестой. Она остановилась, и я передал ее пассажиру, уж не помню, кто это был, кажется какой-то министр, приказ Гитлера. Как же он разорался в ответ! Он вопил, что какой-то паршивый подполковник мешает ему, высокопоставленному лицу из окружения Гитлера, выполнять свои обязанности. Надутый осел!
Перед тем как уступить ему дорогу, я спокойно объяснил:
«Я не могу запретить вам следовать дальше, но предупреждаю, что на трех ближайших перекрестках вас остановят два танка.
Тут его просто затрясло от ярости.
«Неслыханная наглость! – проревел он. – Обещаю вам, что доложу об этом случае самому Гитлеру, господин подполковник!»
На всех трех улочках, пересекавших эту дорогу, я поставил по два танка – один слева, другой справа от перекрестка, велев им пропустить первые шесть машин из кортежа Гитлера, а всем остальным перегородить путь.
Гитлер об этом узнал – несомненно, ему доложили разъяренные сановники, которые снова и снова пытались проскочить эти перекрестки, но всякий раз натыкались на танки. Но Гитлер в тот же вечер вызвал меня и, вместо выговора, выразил мне свою благодарность. Он не ожидал, что его приказ будет выполнен и что ему удастся уехать без «помех». После этой встречи меня стали часто приглашать на вечерние беседы за столом Гитлера, где он разговаривал со мной о моей книге «Пехота атакует», которую я написал после Первой мировой войны и которую он прочел с большим вниманием. После этого он, по-видимому, решил, что я толковый парень.
