Жан-Доминик Брийяр - Эдит Пиаф. Без любви мы – ничто
Отлично принятые, чеканные стихи Анри Конте, однако, никогда не станут частью души Пиаф. Они также не займут того места в сердцах публики, что заняли ее «великие песни», такие как «L’Accordéoniste», «L’Hymne àl’amour» или «La Foule». Возможно, это произошло из-за мнимой «второразрядности» текстов. Эту «сторону B» 1940-х годов актер Серж Юро возведет на совершенно новый уровень, вырвет из забвения в спектакле «Gueules de Piaf», поставленном в 1993 году. «Эти песни – совершенно иная грань репертуара Пиаф, грань тонкая, изысканная, – резюмирует актер и певец. – Анри Конте, уже глубокий старик[55], пришел посмотреть мой спектакль. Он сказал: “Потребовалось пятьдесят лет ожидания, чтобы люди поняли, что, когда я шучу, прибегаю к юмору, я делаю это намеренно”. Когда он слышал, как во время исполнения его песен некоторые зрители смеялись, он был просто счастлив».
В годы оккупации вся продукция кинематографа, театра и песенного искусства подвергалась жесточайшей цензуре фашистов. Из культурной жизни были вычеркнуты не только артисты еврейского происхождения, под запретом оказались и многие произведения французов. Этой участи не избежала и песня. Так, власти запретили к исполнению три композиции Эдит Пиаф: «Mon légionnaire» и «Le Fanion de Légion», воспевавшие войска французской армии, а также «L’Accordéoniste», чьим автором был еврей Мишель Эмэ. Помимо последнего в профессиональном окружении Пиаф числилось еще двое евреев: композитор Норбер Гланзберг и кинематографист Марсель Блистен. Глубоко возмущенная дискриминационной политикой, Эдит не пожелала обращать внимания на «рекомендации» цензуры.
Так «L’Accordéoniste» оказался среди песен, которые певица постоянно исполняла в «Песенном ревю» Анри Варна в «Казино Парижа» начиная с 15 февраля 1943 года. Власти призвали нарушительницу к порядку, Пиаф взбунтовалась и уже через две недели перестала принимать участие в представлении. Она ушла по собственной инициативе? Или же ее наказали за проявленное упорство? Этого никто не знает. Известен лишь следующий факт: после двух месяцев молчания, 5 апреля, она снова пела в ревю, согласившись исполнять лишь песни, пропущенные цензурой.
Было очевидно, что Пиаф ненавидела нацистский режим и коллаборационистов из Виши. Но ее неприятие было скорее интуитивным – как обычно, певица не уделяла слишком много внимания политике. Профессия обязывала, и мы понимаем, что она была вынуждена подниматься на сцену даже в черные годы оккупации, за это Пиаф не раз упрекнут по окончании Второй мировой войны.
14 августа 1943 года Пиаф приехала на Восточный вокзал и села в поезд на Берлин. Так началось ее семинедельное турне по Германии, где она пела для французов, томившихся в лагерях и работавших на немецких заводах. В поездке Воробышка сопровождали артисты Шарль Трене, Фред Адисон, создатель «Avec les pomiers» («С пожарниками»), и ее личный секретарь Андрэ Бигар, прозванная Деде. Такие гастроли, организованные немецкими властями, служили скорее для того, чтобы угодить союзникам, а не поднять настроение пленным французским солдатам. Певцы, отобранные для подобных поездок, в теории имели право от них отказаться, но им разъяснили, что в этом случае они рискуют навлечь на себя крупные неприятности и не смогут выступать на родине.
Как и многие другие артисты, Пиаф не смогла отказаться от «приглашения». Более того, она была убеждена, что выполняет патриотическую миссию. В интервью, данном перед отъездом, певица подробно рассказала, какие песни она выбрала для заключенных. «Я считаю, – объясняла она, – что должна исполнить для них свои новые песни, песни, подготовленные специально к этому случаю». И когда певице заметили, что солдаты были бы явно разочарованы, не услышав привычных старых «хитов», она сказала: «Возможно. Но полагаю, что не помогу им, если пробужу в них былые воспоминания, те воспоминания, которые зародят в их душах ностальгию, причинят страдания… Я хотела бы, чтобы, слушая меня, они меньше думали о жизни, что осталась позади, но мечтали о жизни, с которой встретятся однажды».
Шесть месяцев спустя, в феврале 1944 года, певица снова отправилась в Германию, чтобы посетить лагеря. Складывается впечатление, что на сей раз никто не принуждал ее так поступать, что Эдит сама настояла на гастролях. Откуда такое рвение? Если верить рассказу Андрэ Бигар, чье сотрудничество с Сопротивлением является доказанным фактом, то это второе турне имело целью организовать побег некоторых заключенных. Эдит прибегла к хитрости. По мнению секретаря, во время первой поездки в Германию Пиаф сделала фотографии пленных солдат, что позволило ей изготовить с помощью этих снимков фальшивые документы для будущих беглецов. Благодаря этим документам пленные солдаты могли выдать себя за музыкантов из оркестра Пиаф и вернуться во Францию. Красивая история, однако проверить ее нельзя.
Между двумя гастрольными турами по Германии Пиаф, которая писала все больше и больше песен, вступила в SACEM, что дало ей возможность стать правообладателем тех произведений, автором которых она являлась. Первый раз Эдит попыталась вступить в SACEM в феврале 1943 года, но ей отказали в членстве, о чем свидетельствует немного «злая» статья, опубликованная в некой газете: «Кандидат должен написать куплет и припев на заданную тему. Пиаф предложили тему “Вокзал”. Она подняла глаза к потолку, долго сосала авторучку, а затем написала пером (золотым) следующие строки:
Autour de la gare
Il y a des gens bizarre.
Вокруг вокзала
Есть странные люди.
Мило. Но несколько коротко. Ее не приняли. Как говорится, отложили…»
Следующая попытка пришлась на 10 января 1944 года. «Новая тема, вот она: “Моя песня – моя жизнь”, – напишет на следующий день после экзамена журналист А.-Д. Фове. – Ровно после одного часа и пятидесяти восьми минут Эдит Пиаф предложила песню… Следуя по извилистым дорогам сплетен, до нас дошли лишь строчки из припева. Насладитесь.
Ma chanson c’est ma vie
Et parfois, le Bon Dieu
Y met sa fantaisie
À grands coups de ciel bleu.
Моя песня – это моя жизнь.
И порой Господь Бог
Добавляет в нее своей фантазии
Большие вкрапления синего неба.
Эдит Пиаф хотела написать оптимистическую, светлую песню. И вот она стала членом Союза артистов»[56].
Монтан
26 августа 1944 года. Стоя на углу авеню Марсо, на которой она теперь живет, Пиаф смотрит на генерала де Голля, спускающегося по Елисейским полям. Вот уже целую неделю у певицы «вынужденный простой» – после освобождения Парижа все театры и мюзик-холлы временно закрылись. В начале месяца Эдит выступала в «Мулен Руж», знаменитом заведении на площади Бланш. За несколько дней до премьеры Пиаф сообщили, что певец Роже Дан, работающий у нее «на разогреве», заболел. Нужна замена. Кто-то порекомендовал управляющим «Мулен Руж» пригласить молодого марсельца, выступление которого не так давно имело бешеный успех в «ABC»; больше всего слушателям полюбилась его песня «Dans les plains du Far West» («На равнинах Дальнего Запада»). Эдит категорически не нравятся подобные «песни у костра». Но почему бы и нет?
