Сергей Зинин - Неизвестный Есенин. В плену у Бениславской
Полтора года длилась разлука Бениславской с Есениным. Срок немалый. Конечно, Галина много думала о нем, но сама жизнь не могла ограничиваться только этим душевным состоянием. Она понимала, что каких-то жестких обязательств верности Есенину никогда не давала, как и Есенин не был обременен какими-нибудь обязательствами по отношению к ней.
Галина не была обделена вниманием со стороны ее окружающих. Проявляли заботу не только близкие подруги. Перед Пасхой в ее почтовом ящике знакомый Эмманиул Моисеевич оставил записку: «Галя, извиняюсь, Галина Артуровна! Христос Воскрес! Вам бы пора тоже. Мой телефон 24–58».
Из-за рубежа от С. Есенина писем Бениславская не получала. Это совершенно не означает, что он ее забыл. 12 января 1922 г. из Нью-Йорка С. Есенин писал А. Мариенгофу: «Поклонись всем, кто был мне дорог и кто хоть немного любил меня. В первую очередь Гришке, Сашке, Гале и Яне, Жене и Фриде, во вторую всем, кого знаешь». Перечень женских имен свидетельствует, что поэт думал о них. Он также не писал писем не только Галине, но и Надежде Вольпин, Екатерине Эйгес. Возможно, что А. Мариенгоф и не передал есенинского привета Бениславской, с которой был в натянутых отношениях после ее отказа передать ему для публикации шестую главу «Пугачева».
Штат редакции газеты «Беднота» был небольшой. Познакомиться со всеми Галине не составляло труда, тем более что к ней часто обращались сотрудники как к секретарю редакции. Часто стал забегать по разным вопросам Сергей Покровский. Попросил выдать ему справку. Галина написала на бланке редакции: «Настоящим удостоверяю, что предъявитель сего тов. С. П. Покровский состоит сотрудником газеты «Беднота». Секретарь редакции Г. А. Бениславская».
Сергей Покровский не скрывал своих симпатий к сотруднице. Работал он в «Бедноте» выпускающим газету. По возрасту был на несколько лет старше С. Есенина, женат, имел двоих детей. Любил поэзию, в ранней молодости сам писал стихи. Это была одна из любимых тем для разговора с Галиной.
Работал Покровский в ночное время, это создавало ему дополнительные сложности для встреч с Галиной. На работе к тому же о личном говорить в официальной обстановке было трудно. Выход был найден: устное общение заменил отправлением различных записок и писем Бениславской, которые или оставлял их у нее дома в почтовом ящике, или вручал при встречах в редакции. «От скуки вчера читал поэтов, — писал Бениславской. — Ваша наука.
(…) Вчера наконец-то прочел Гаврилиаду. Хорошо. 10 раз прочел Ахматову, раза три Блока и… Сашу Черного. Последний лучше всех».
Этот перечень имен позволяет судить о поэтических пристрастиях Покровского. Он также увлекался театром, мог при встрече обсуждать какую-нибудь премьеру или рассказывать об игре любимого артиста.
Сергей Покровский по-юношески горячо и страстно влюбился, как писал ей в записках и письмах, в своего Галченка, Галушку, свою черненькую, «бесконечно дорогую, любимую ненаглядную девочку». Справедливо заметила Н. И. Шубникова-Гусева, прокомментировав через много лет его письма к Бениславской, что у С. Покровского «было исключительное чувство, в котором сочеталась общность духовных интересов, дружба и непреодолимая иссушающая потребность физической близости: «Тянет меня к тебе страшно…», «Губы твои: так хорошо пахнут молодым теленком, свежестью…».
Устоять против такого напора было сложно. Галина постепенно стала привыкать к новому другу. В апреле 1923 года сообщила А. Назаровой, прочитав ее дневник: «Я читала это с таким чувством, что даже Сергея Петровича (Покровского) забывала, а сейчас это много».
Но стоило ей во время летнего отдыха совершить поездку на теплоходе по Оке с заездом в Рязань, как все ее чувства к Есенину пробудились, о чем она сообщила в Москву утром 23 июня 1923 г. подругам: «Я только, только из Рязани, из города на пристань. Так просто, так просто — поехала Рязань-город поглядеть, милую, милую Рязань. Ехала по городу и думала: вот здесь ходил златокудрый, голубоглазый мальчик, здесь накипела «удаль без конца», задор того хулигана, которого я так любила! (быть может, люблю даже), который так бесконечно много дал мне. Я даже не представляла, что мне так радостно, так «сладко» будет увидеть, почувствовать этот город. А дальше через три часа Спасск — там он учился. Не могу дождаться, когда увижу этот Спасск. Мне раньше так хотелось увидеть Спасск, Рязань. А ведь когда я выезжала из Москвы, я даже не вспоминала про это. И сегодня приехала в Рязань (на пристань) — на душе пасмурно. Тоска, хоть обратно поезжай. А побыла в городе — как рукой сняло. Я не знаю отчего, но с Сергеем Есениным связано все радостное, и все то, что с ним связано, вызывает какую-то юную, светлую радость. Отчаливаем… Раз, два, три. Прощай, Рязань».
Возвращаясь из города на пристань, Галина поймала себя на мысли, что Рязань — не только есенинский город. Вспомнила, что С. Покровский просил навестить жившую в Рязани его сестру. Поделилась об этом с Аней Назаровой: «А странно. В Рязани ведь рос и Сергей Петрович. Я почти не вспомнила об этом. Уже возвращаясь, подумала: а ведь не только Сергей Есенин, а и Сергей Петрович? Он тоже здесь учился ходить, но с ним Рязань мало связана. Правда, я с досадой думала, что вот здесь у его сестры (Сергея Петровича) есть вещь, которая мне обещана, ну, чтобы мне зайти и взять».
Письмо пришлось дописывать вечером этого же дня, когда пароход причалил к пристани Спасска. Бениславская ошиблась. Она запамятовала, что Сергей Есенин учился не в Спасске на Оке, а в Спас-Клепиках, расположенных в глубине Рязанской губернии. Для нее это было не столь важно, для нее название Спасск прочно неотделимо от имени любимого. «Поездка во всем выходит исторической, — писала она Ане Назаровой, — Рязань, Спасск. «Кресты Рязани» (Р. Ивнев). А в Спасске он жил, учился. С какой нежной жадностью я вглядывалась в этот городок. Здесь первые шаги, здесь первый задор быть «знаменитым русским поэтом». Чувствуешь ли? А я первый раз уехала без авторского «Пугачева», без «пресвятой троицы». Сейчас жалею».
Вспоминала в поездке Сергея Покровского. В письме спрашивала Назарову: «Ну, а как он, мой бритый любимый поживает? Повеселел? Спокойнее? Лилии до сих пор цветут, нежные, ласковые. Все на них любуются. Только в моей каюте и есть цветы, моя соседка говорит, чтобы я их все время с собой носила, так мне хорошо с ними — «хоть рисуй». Ну, хватит. А то до Саратова не доеду. А карточку-то над кроватью я не взяла!».
Фотокарточку С. Покровского, подаренную им недавно, Галина повесила над своей кроватью в комнате. По своей инициативе. Письмо закончила традиционно: «Привет всем. Тебя, Янку, Соню и Сережу крепко, крепко целую. Галка». Это еще раз подтверждало, что Сергей Покровский прочно вписался в ее жизнь.
