Анри Шарьер - Бабочка
До меня доносится запах жареного мяса. Я думаю: это, конечно, палец. Тоссен обращается ко мне:
— Тебе придется провести здесь весь день. Вечером будет отлив. Предупреди своих друзей и раненого внесите в хижину. Лодку потопите. Никто не сможет тебе помочь, и ты, конечно, понимаешь почему.
Я возвращаюсь к своим друзьям. Мы берем Кложе и переносим его в одну из хибарок. Через час все вынутые из лодки вещи аккуратно сложены. Клоп просит подарить ему лодку и одно из весел. Я дарю это ему, и он отправляется топить лодку в одном ему известном месте. Ночь проходит быстро. Все трое, мы лежим в одной из хижин на совершенно новых одеялах, которые прислал нам Тоссен. Они были завернуты в толстую бумагу. Мы растянулись на одеялах, и я рассказываю Кложе и Матурету обо всем, что произошло с момента нашего прибытия на остров и о сделке с Тоссеном. У Кложе с языка срывается глупость:
— Побег, стало быть, обойдется нам в шесть тысяч франков. Я дам тебе половину, Бабочка. У меня есть как раз три тысячи.
— Мы здесь не для армянских расчетов. Пока у меня есть деньги, плачу я. А потом посмотрим.
К хижине не приближается ни один прокаженный. С рассветом приходит Тоссен:
— Доброе утро, вы можете спокойно выходить. Никто не станет вам мешать. Видите белый платок на кокосовой пальме? Это признак того, что на горизонте ничего не видно. Если наблюдатель заметит опасность, он спустится и предупредит. А пока, если хотите, можете нарвать папайи и есть их.
Я напоминаю ему:
— А что со дном лодки?
— Мы его сделаем из двери. Там тяжелое дерево. Из двух досок сделаем дно. Ночью мы поднимали лодку на сушу. Пойдем посмотрим.
Мы идем. Это отличная лодка длиной в пять метров, совершенно новая, с двумя скамейками, в одной из которых проделано отверстие для мачты. Мы с Матуретом с трудом переворачиваем тяжелую мачту. Парус и канаты тоже совершенно новые. К бортам прикреплены кольца для связывания грузов. В полдень мы приступаем к работе и прочно прикрепляем дно лодки с помощью длинных винтов и четырех гвоздей, что были у меня.
Поодаль стоят полукругом прокаженные и молча следят за нашей работой. Тоссен говорит нам, что делать, и мы в точности выполняем его указания. На лице Тоссена нет ни одной раны, и оно кажется нормальным, но, когда он говорит, движется только левая половина лица. У него сухая проказа. Грудь и правая рука парализованы, а в скором будущем перестанет, наверно, двигаться и правая нога. Правый глаз будто остекленел.
Я не называю настоящих имен этих несчастных, чтобы люди, которые еще помнят их, не узнали того, как они заживо гнили.
Кроме Тоссена, никто из других обитателей острова с нами не разговаривает. Только однажды, когда я отправился за несколькими петлями, которые они вырвали из двери поликлиники, один из них сказал:
— Не трогай петли. Я порезался, вырывая их, и на одной осталась кровь.
Он облил петлю ромом и дважды провел над огнем.
— Теперь можешь спокойно до нее дотронуться.
Однажды, во время работы, Тоссен попросил одного из прокаженных рассказать, куда и как мы должны плыть дальше, чтобы не быть пойманными.
Тот сразу начал объяснять.
— Сегодня вечером отлив начнется в три часа. В 6 вечера появится сильное течение, которое менее чем за три часа пронесет вас на сто километров. В 9 часов вы должны остановиться и привязать лодку к дереву или кусту. До трех часов пополуночи придется ждать окончания прилива. Но продолжать сразу путь не имеет смысла, потому что течение будет слишком слабым. Надо выйти за полтора часа до рассвета, и вы успеете проплыть пятьдесят километров. Эти полтора часа — ваш единственный шанс. В море вы должны выйти в 6 часов. Тюремщики могут вас заметить, но они не отправятся в погоню, так как у устья залива их застанет прилив. В этом километре, который будет отделять вас от них — ваша жизнь. В этой лодке всего один парус. Что было в вашей прежней лодке?
— Основной парус и небольшой — на носу лодки.
— Эта лодка очень тяжелая и сможет нести два паруса: передний можно протянуть от края лодки к основанию мачты, а второй, надувной, будет выходить за края лодки и приподнимать ее нос. В море выходите на всех парусах. Своим друзьям прикажи лечь на дно лодки, чтобы уравновесить ее, а сам крепко держись за борт. Не привязывай канат паруса к ноге, а протяни его через специальное кольцо и оберни вокруг запястья. Если ты увидишь, что волны велики, не останавливайся — дай парусам надуваться и вести лодку. При спокойном море сможешь свернуть парус. Дорогу ты знаешь?
— Нет. Знаю только, что Венесуэла и Колумбия находятся на северо-западе.
— Правильно, только старайся не оказаться выброшенным на берег. И Нидерландская и Британская Гвианы возвращают беглецов. Тринидад тебя не возвратит, но заставит оставить его территорию через пятнадцать суток. Венесуэла выдаст тебя через год-два.
Я слушаю внимательно. Он говорит, что не раз бежал, но его выдают сразу из-за его проказы. Дальше Джорджтауна, что в Британской Гвиане, ему выбраться не удавалось. Его проказу распознают по ногам, на которых не осталось ни одного пальца. Тоссен предлагает мне повторить все советы, которые я только что получил. Я повторяю без запинки. Жан Бесстрашный спрашивает:
— Сколько времени ты будешь в открытом море?
— Три дня я буду плыть на север, северо-восток, а на четвертый день поверну на северо-запад.
— Отлично, — говорит прокаженный. — Я так и сделал в последний раз. Два дня плыл на северо-восток и добрался до Британской Гвианы. За три дня плавания ты доберешься до Тринидада или Барбадоса, минешь Венесуэлу и доплывешь до Кюрасао или Колумбии.
Жан Бесстрашный обращается к Тоссену:
— За сколько ты продал лодку?
— За три тысячи, — отвечает Тоссен. — Это дорого?
— Нет, этого я не говорю. Хотел только знать. Ты можешь заплатить, Бабочка?
— Да.
— И у тебя останутся деньги?
— Нет, это все, что у меня есть — три тысячи франков, которые носит при себе мой друг Кложе.
— Тоссен, отдаю тебе свой пистолет, — говорит Жан Бесстрашный. — Я хочу помочь этим парням. Сколько ты мне за него дашь?
— Тысячу франков, — отвечает Тоссен. — Я тоже хочу помочь им.
— Спасибо за все, — говорит Матурет, глядя на Жана Бесстрашного.
— Спасибо, — вторит ему Кложе.
В этот момент я застыдился своей лжи.
— Я не могу принять этого от тебя.
— Ты должен принять. Три тысячи франков — огромные деньги, хотя Тоссен теряет при этом две тысячи. Это великолепная лодка. Однако нет такой причины, по которой я бы не сделал что-нибудь для вас.
