Лариса Машир - Дневник детской памяти. Это и моя война
Дети войны – целая страница человечества! Дети должны жить! Мне повезло, что война закончилась, я бы тоже не выдержала. Иногда я думаю: а моя-то война закончилась ли? Если память ее не отпускает? И – не знаю!
* * *Вот вам еще одно военное эхо. В моем детстве не было кукол и игрушек. А за концертную жизнь мне столько надарили зайцев, кукол, мишек… Целые чемоданы! И в один прекрасный день я подумала: а ведь есть дети-сироты, которые будут очень рады этим игрушкам. Я открыла справочник, нашла детские дома. О-о-о, сколько страниц! Увидела номер 53. А мы после Франции, приехав в Польшу, жили в доме 53, на улице 1 Мая. Я позвонила директору Нине Вячеславовне Чувашевой, услышала «будем очень рады» и вызвала такси-рафик. Мой внук 5 лет: «Ты куда?» Это был Стас. Я ему: «К детям, у которых нет игрушек, они сироты». «А можно с тобой, у меня тоже есть машинки»…
Что там было! 200 детишек, сиротливо одетых почти одинаково, и так они в душу нам смотрят. Будто обручем мне горло схватило. Игрушек хватило на всех! Да, сейчас войны нет. Но этих детей недолюбили. Я тоже ребенок недолюбленный – папа умер, брат умер. У мамы горе за горем и тяжелые заботы. Мне самой надо было в этой жизни пробиваться, защищаться. И вот спустя много лет я получила долю радости запоздалую, которую мне не могла мама дать, у нее ребенок родился Юзеф. А вырвавшись в Ленинград, я зажила самостоятельно и впервые могла есть столько, сколько хотела…
Когда я помогла этим детям, я почувствовала себя вдвойне сильнее! Помню, нас со Стасиком пригласили в столовую на чаепитие, я увидела, что у них, как в армии для солдат, алюминиевые миски, кружки, ложки. Мне стало нехорошо. Я обратилась на Фарфоровый завод. Там директор по фамилии Метелица, тоже оказалась из детдомовских, выдала нам 200 комплектов посуды – «неликвид», не самого лучшего сорта, но фарфор. Я обратилась на Металлический завод, спела для них, и они собрали подарок – ложки, вилки, ножики. Обратилась на завод имени Козицкого – телевизор подарили. На завод «Красный Октябрь» – пианино. Выступила в Ленинградском Доме торговли – и я помню, ребята такие счастливые были, когда в Гостином дворе курточки примеряли! В Америке, Израиле мне для них чемоданы детской одежды дарили. Оказавшись в Германии на гастролях, я обратилась в Красный Крест, который был тогда еще за Берлинской стеной – в ФРГ. Я туда пробралась. И они подарили 200 посылок с одеждой и продуктами, каждая минимум на 100 килограммов! Помог наш Главнокомандующий ВВС – в Восточной Германии еще был наш гарнизон в Ионсдорфе. Он выделил грузовой самолет, и я с этим богатством полетела в Ленинград! Детский дом встречал! Они рыдали, и я рыдала от счастья! Для меня это было как отмщение войне за мое обделенное детство!
Кристина Ольхова (Ксения Зенкевич), музыкант, педагог
Кристина – курсантка специального училища связи. 1946 г.
Я родилась в Варшаве в 1930 году. Мама работала белошвейкой на большой фабрике «Опус», ее звали Ольга. А папа инженер-строитель Максимилиан Зенкевич, но до начала войны он умер в 38 лет. Войну мы встретили втроем – мама, я и сестренка Людвика, которая была на год старше меня. Я перешла во второй класс, сестренка – в третий. Мне было 9 лет, Людвике –10.
Самый первый день войны для нас начался с бомбежки посреди лета и солнца. Мы в это время жили на даче под Варшавой. Помню, что там было очень красиво, и лес, и речка. У нас закончились каникулы, надо домой возвращаться, в школу собираться…
И вдруг над нами самолеты, гул… Конечно, никто ничего не понял, от страха стали разбегаться и прятаться. И в тот же день в село въехали мотоциклисты. Они заняли первый этаж нашего большого дома, всех жильцов повыгоняли. Это был деревянный двухэтажный дом, где комнаты снимали дачники, и было много детей. Мы жили на втором этаже. Немцы шумно погуляли, напились, видимо, отметили свое вторжение, и отправились к нам на этаж развлекаться. Малышей стали выкидывать в окна. Других маленьких детей расставили на ступеньках вдоль лестницы и стали по ним стрелять, как по мишеням. Когда увидели, что детей убивают, нас стали выпихивать в окна. Мы прыгали и бежали, а они стреляли. Женщины кричат! Местные жители стали ловить нас и в дома прятать…
Кристина и Людвика в Варшаве у памятника «Детям Варшавского восстания»
А на следующий день хоронили детей, приехало гестапо, многих своих арестовали и увезли. Чьи это части были, не знаю. В составе Вермахта кого только не было, как мы потом узнали! Так началась моя война в 1939-м…
* * *Почему-то мы не могли уехать в Варшаву, и на зиму остались жить на даче. Потом мы все-таки уехали домой, но оказалось, в городе еще хуже. Частые облавы – людей хватают, угоняют, они бегут прятаться. А у немцев все поставлено организованно! Приезжают грузовики, солдаты бегут оцеплять улицу. Отобрали – ты, ты, ты… Все! Забрали, увезли. На стенах листовки на немецком и польском. Предупреждают, что за одного убитого немца расстреляют 60 поляков, а за убитую немку – 40.
Мы с сестрой еще учимся, но нас в классе каждый день все меньше. И вот такой случай расскажу. Однажды мы с Людвикой ехали в трамвае, и на остановке кто-то выстрелил в немца, который заходил в наш трамвай. Я не видела кто, потому что места для поляков были в конце вагона, а у немцев – в начале. По трамваю сразу открыли стрельбу, и нас стали выгонять, а потом ставить вдоль стены. Меня вытащили из-под скамейки. С Людвикой мы оказались в разных концах. Рядом со мной был парень, мы стояли с краю. Он шепчет: «Бежим!» И мы побежали за угол. За нами другие побежали. Сзади, конечно, стрельба. Оказалось, я прибежала в немецкий квартал. Прямо на женщину с ребенком налетела, прошу – «помогите!» Она берет меня за руку и ведет в дом. У дверей немецкий солдат с автоматом. Она ему по-немецки: «Мой ребенок». Это была немка, я пробыла у нее весь день, она в окно следила за улицей. А вечером я к маме прибежала. Людвика была уже дома – и она сбежала…
Вообще-то многие в Варшаве догадывались, что работает какое-то подполье – все время где-то, что-то происходило и листовки на польском бросали…
В августе 44-го началось всем известное Варшавское восстание[8]. В 43-м было еще восстание в Варшавском гетто – но это другая трагическая страница Польши, после его подавления, евреев гетто отправили в лагерь Треблинка. А я – участница Варшавского восстания 44-го, как Людвика и наша мама. Жили мы на Паньской улице, дом 88. А центр восстания был на той же улице по нашей стороне, в доме 46. (В музее Варшавского восстания чудом сохранился старый уличный номер дома.)
