Ю. Сушко - Владимир Высоцкий. По-над пропастью
А вся преподаватель вокала, профессор Сарычева, изначально на Высоцкого рукой махнула, не находя в нем никакой «голосовой перспективы». Укрепляя ее уверенность, он предпочитал появляться на ее «парах» с закутанным горлом.
Педагоги понимали, что Высоцкому дано. Но в то же время, вспоминая студентов набора 56-го года, профессор Виталий Виленкин считал, что Высоцкого они все проглядели.
На одном из семинаров по эстетике Радомысленский пригласил студентов поразмышлять на тему «Актер и человек». Высоцкий решил поерничать:
— Вениамин Захарович, а если не так, а «Актер, но человек»?.. Ну, то есть я только хотел сказать, что и актер человек
У «папы Вени» с юмором было все в порядке. Он улыбнулся:
— Высоцкий, у вас в дипломе (если все окончится благополучно и вы его получите) будет написано — актер драматического театра и кино, а вы — неисправимый сатирик
С этим курсом Массальский с самого начала допустил ошибку, считал Иван Михайлович Тарханов. Он решил, что талантливым людям не стоит тратить время на этюды, которые несут в себе известную долю надуманности, вымученности. И он заставил их сразу делать отрывки, сцены.
Таисия Додина отчетливо помнила первые пробы: «Сцена была такая: Володя — домоуправ, а я приходила жаловаться — не работал водопроводный кран. Я жаловалась, а он звонил. Я просила, а он не замечал...»
Потом Павел Владимирович Массальский предложил сделать отрывок из гончаровского «Обрыва». Но репетировали без особого энтузиазма. И тогда у Тарханова возникла идея:
— Ребята, а что бы вы сами хотели сыграть?
Наутро Высоцкий принес чеховскую «Ведьму». Тарханов одобрил выбор, но предложил ему второстепенную роль. Инициатор постановки огорчился, но согласился, взамен вытребовав для себя монополию на «производство шумов» — колокольчики, завывание вьюги, ветра и прочие шалости.
В конце второго курса Тарханов загорелся идеей сделать инсценировку «Золотого теленка» по Ильфу и Петрову. «Начал, — рассказывал он, — прямо с «Пешеходов надо любить...». Полглавы авторского текста, история «детей лейтенанта Шмидта», трактир «Тарелочка с голубой каемочкой» и опять авторский текст. Получалось примерно на час. Володя, от автора, вел композицию. Гена Ялович играл Остапа... Это было очень смешно!.. Не потому, что это было гениально, а просто подобрались ребята с хорошим юмором. Все со вторым планом. Володя и Гена просто попали на свое дело. Мы потом играли во ВГИКе (приезжали и «халтурили»), так там со стульев падали! Смешно это было до такой степени, что я сам хохотал до невозможности... Володя... Он же лукавый человек. Они какой-то свой фокус нашли...»
Но всех — и преподавателей, и студентов — сразил Высоцкий своим следователем Порфирием Петровичем в инсценировке отрывка из «Преступления и наказания». Вильдан-Раскольников говорил: «Володя впервые раскрылся как артист драматического плана. Ведь когда нас брали в студию, то, как обычно, навешивали ярлыки по старым театральным канонам: это — комик, это — трагик... И Володя первые два года «проходил» как комик. А... на Достоевском он раскрылся как человек с большой внутренней глубиной, как актер с большим драматическим накалом. Ставил эту сцену Виктор Сергачев, молодой педагог, человек нашего поколения. И именно Сергачев помог Володе раскрыться в новом качестве». Того же мнения был и Геннадий Ялович: «Порфирия Петровича Володя сыграл неожиданно сильно и глубоко. Второй курс, мы были еще мальчишками, и вдруг такая внутренняя сила».
А вот у Володи Комратова, судя по всему, отношение к тезке было, мягко говоря, не ахти: «...У него был всплеск, когда он сыграл Порфирия Петровича на втором курсе. Всем нравилось, Белкин был в восторге, вообще это считалось одной из удач экзамена. А вот мне не очень нравилось, потому что он был всегда как-то внутри себя. Он не был абсолютно живым...»
Но настоящая драматургия, более серьезная и жизненная, с прологом и эпилогом, жанр которой невозможно определить, начиналась для 18-летнего дебютанта Владимира Высоцкого только в 18 лет.
«И МЫ С ТОБОЮ СРАЗУ СТАЛИ ЖИТЬ, НЕ ОПАСАЯСЬ ПАГУБНЫХ ПОСЛЕДСТВИЙ...»
Как уже говорилось, традиции мхатовского училища диктовали не только почтительное отношение младшекурсников к старшим. Обязательным было также шефство выпускников над молодежью, первокурсниками и абитуриентами.
«Володин курс для нас был «мальчики и девочки», — рассказывала Иза Мешкова, студентка III курса. — Их курс был такой «хулиганский», озорные ребята — в общем, не «бомондные»...
Старший курс — люди серьезные, солидные, думающие о завтрашних премьерах — уже начал готовить свой дипломный спектакль по пьесе Александра Штейна «Гостиница «Астория».
— И нам, — продолжала рассказ Иза, — понадобился солдат, кажется, бессловесная, но очень ответственная роль. «Кого? Кого нам пригласить с младших курсов?» — и очень дружно все сказали:
«Вовочку! Вовочку Высоцкого».
Как же так? Как зеленому первокурснику Высоцкому удалось фантастически быстро если не разбить сердца, то хотя бы стать столь популярным среди женской половины народонаселения? И где?!. В храме искусств, прихожанки которого с помощью чутких и мудрых педагогов усердно постигали азы обольщения и дальнейшего приумножения полчищ поклонников. За какие такие заслуги выделили они среди толпы достойных юношей именно Володю Высоцкого? Ну уж не за внешность или стиляжный вид (какой же из него стиляга в буклетистом потертом пиджачке?). Скорее за легкий, добрый нрав, ласковый взгляд, забавные затеи, бесконечные шуточки-прибауточки, неожиданные песенки, умение внимательно слушать и в случае нужды приходить на помощь.
«Вокруг Высоцкого всегда люди... Володя органически не мог быть один», — замечал однокурсник Роман Вильдан. «Симпатичен, обаятелен. Так что не случайно многие девушки нашего курса, как говорится, положили на него глаз. Была и я среди них...», — скромно признавалась Иза. Первые впечатления? «...С лестницы, чуть подпрыгивая, носками врозь, счастливо улыбаясь, сбегал румяный мальчик в пиджаке в пупырышек Его звали Вовочка, Володя, Вовчик и даже Васек... Он весь — радостная готовность... выручить, просто так поздороваться...»
Поздороваемся и мы.
Итак, Иза Константиновна Высоцкая: «В детстве я была Изабелла Николаевна Павлова... Но отец по дороге в ЗАГС забыл «...беллу», и осталось короткое и непонятное Иза».
Паспорт девушка получала уже на фамилию Мешкова, и отчество имела иное — Константиновна. Как призналась мама, истинным ее отцом был Константин Павлович Мешков, погибший в 1942 году на фронте. Иза училась в Школе-студии как Мешкова, но диплом получала как Жукова.
