Николай Петраков - Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали
Таким образом, в борьбе за честь семьи Пушкин изначально оказался в одиночестве (а может быть, пал жертвой собственного конформизма в интимных связях), и это ставило императора в крайне выгодное положение. Зачем какие-то послабления Пушкину. Наоборот, он хочет освободиться от материального бремени «царских милостей», а мы Наталье Николаевне (!) денежное пособие на свадебный подарок молодым Геккернам от семьи Пушкиных (!). Мол, ниш ты, Пушкин, но, слава Богу, у тебя жена-красавица и царская семья не даст тебе осрамиться, без подарка прийти на бракосочетание, которое коронованные особы очень даже одобряют[13]. Второй момент – раздражают Пушкина навязчивые ухаживания мальчишки-кавалергарда за его женою – матерью четверых детей. Очень хорошо. Предпишем Дантесу и после его свадьбы оказывать усиленные знаки внимания жене Пушкина. Поскольку Натали с энтузиазмом принимает эти знаки, версия Пушкина о «трусливом браке Дантеса на Екатерине» (чтобы избежать дуэли) рушится, а версия Нессельроде-Геккернов о «жертве Дантеса во спасения честного имени замужней женщины» торжествует в глазах света.
В наиболее емкой форме суть этой игры выразил К. К. Данзас в своих воспоминаниях: «Борьба… заключалась в том, что в то время, как друзья Пушкина и все общество, бывшее на его стороне, старались всячески опровергать и отклонять от него все распускаемые врагами поэта оскорбительные слухи, отводить его от встреч с Геккерном и Дантесом, противная сторона, наоборот, усиливалась их сводить вместе, для чего нарочно устраивали балы и вечера, где жена Пушкина вдруг неожиданно встречала Дантеса».
Но потуг Дантеса на этом этапе явно не хватает. Тем более, что Пушкин занял твердую позицию по отношению к навязанным ему родственникам. Никаких приемов и встреч в его доме, никаких примирительных встреч или писем, жесткое до грубости поведение при встречах на «нейтральной территории». В связи с этим запускается еще один прием дискредитации оппонента: он такой же аморальный тип, как и все, так что смешно слышать от него слова о чести и достоинстве. Всплывает и быстро распространяется в петербургском обществе слух об интимной связи Пушкина с Александриной, сестрой его жены. Для этого используется уже катастрофически теряющая свое положение и поэтому особенно усердная Идалия Полетика. Распуская эту сплетню, Полетика для убедительности ссылается на откровения самой Александрины (А. Трубецкой: «Александрита созналась в этом г-же Полетике»), и как раз это настораживает, так как Александрина, несомненно, испытывавшая крайне теплые чувства к Пушкину, была чрезвычайно скрытной и сдержанной женщиной. Кому-кому, но не прожженной сплетнице Полетике она могла открыться.
Как бы то ни было, но жернова хорошо управляемого общественного мнения работают и доводят до нужного «помола» не только мозги врагов, но и друзей Пушкина. И вот уже Сонечка Карамзина пишет 12 января 1837 г. брату Андрею (ах, карамзинский кружок, «интеллектуальная опора» Александра Сергеевича!): «В воскресенье у Катрин было большое собрание без танцев: Пушкины, Геккерны, которые продолжают разыгрывать свою сентиментальную комедию, к удовольствию общества. Пушкин скрежещет зубами и принимает свое всегдашнее выражение тигра. Натали опускает глаза и краснеет под жарким и долгим взглядом своего зятя, – это начинает становиться чем-то большим обыкновенной безнравственности; Катрин направляет на них обоих свой ревнивый лорнет, а чтобы ни одной из них не оставаться без своей роли в драме, Александрина по всем правилам кокетничает с Пушкиным, который серьезно в нее влюблен, и если ревнует свою жену из принципа, то свояченицу – по чувству».
Как же можно манипулировать человеческим сознанием! Брезгливость к Пушкину, к «комедии», разыгрываемой всем этим семейством, пересказ навязанных из вне сплетен под видом личных «тонких» наблюдений, да еще густо приправленных якобы собственной иронией. И, конечно, С. Н. Карамзина убеждена в самостоятельности своих суждений.
Мы специально привели мнение наивной и искренней представительницы круга обожателей Пушкина и ценителей его таланта. Аналогичные мнения можно долго цитировать, благо они дошли до нас. Важно здесь не число свидетельств, а ощущение, что общественное мнение вокруг поэта было сформировано окончательно и бесповоротно. И партия друзей Пушкина, о которой говорил Данзас, полностью проиграла этот раунд, а часть ее членов фактически приняла навязанные правила игры.
Пушкин понял, что время работает на императорский двор. Двусмысленность ситуации с каждым днем нагнетается все больше. Поэт явно недооценил жесткость игроков, с которыми он вступил в соперничество. Да он и не очень хотел конфронтации с властью. Он отверг коллективное помешательство декабристов, хотя очень сочувствовал им, особенно в плане личных судеб; он не стал вольнодумцем-одиночкой, как Чаадаев. Пушкин хотел способствовать возвеличиванию России; да, имперской, поскольку в прагматическом будущем другой не видел. Просвещенный абсолютизм – вот его реальный политический идеал. Но просвещенность монархии для Пушкина измерялась тем, что она дает человеку право быть личностью при условии, что эта личность не покушается на основы государственного строя. Очередная морально-политическая ловушка. О ее природе и жизнеспособности отдельный разговор, который уведет нас от основной темы.
Для нас здесь и сейчас важно другое: Пушкину наглядно, жестко показали, что никакой просвещенности (или просто человеческой гуманности) в российском абсолютизме нет. Остался бы Пушкин холостым, может быть, и стал придворным историографом. Хотя вряд ли. История не терпит сослагательного наклонения. А история говорит об одном – есть закон, беспощадный закон стаи; если хочешь быть в ней или с ней, обязан принимать ее правила игры в полном объеме. Если на половину или на три четверти и даже на девять десятых – тебя рано или поздно стая уничтожит. Пушкин очень быстро убеждается, что царь как минимум занял позицию стороннего наблюдателя. Продолжает оказывать знаки внимания Натали, позволяя делать шутливые замечания по поводу распространяемых вокруг нее сплетен и ревнивом характере мужа. Дантес, почувствовав полную безнаказанность, с каким-то садистским удовольствием ухаживает за женой поэта. Ему видится в этом, что берет реванш за в общем-то скандальную и унизительную для него процедуру уклонения от дуэли путем женитьбы на некрасивой бесприданнице.
Свадьба состоялась 10 января по католическому и православному ритуалам. Геккерны предпринимают суетливые попытки задружиться с Пушкиным домами. Пушкин, понимая, что такое развитие событий будет расценено двором как полная его капитуляция, резко и грубо отвергает эти поползновения; вплоть до публичного швыряния нераспечатанных писем Дантеса в лицо Геккерну-старшему.
