Джордж Бьюкенен - Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата. 1910–1918
«Да, – прервал меня мистер Рузвельт, не давая мне закончить:
Marriage and death and division
Make barren our lives.[52]
Какой юноша, – продолжил он, стуча кулаком по столу, – страдая от несчастной любви, не давал выход своим чувствам в этих словах?»
Поскольку Гаага находится так близко, что можно было пообедать в миссии, а завтракать уже в Лондоне, мы могли наносить краткие визиты нашим друзьям в Англии. Особенно мне запомнилась поездка на Донкастерские скачки в сентябре 1909 года, так как там я последний раз видел короля Эдуарда. Его величество послал за мной после окончания Леджера,[53] в котором его лошадь Минору проиграла, хотя и считалась безусловным фаворитом, и с благосклонным интересом, с которым он неизменно следил за моей карьерой, начал расспрашивать меня о нашей жизни в Гааге. Рассказав о том, как хорошо нам там живется, я заметил, что жизнь в голландской столице такая мирная и спокойная, что я опасаюсь проспать, подобно Рипу ван Винклю[54] из «Сонной долины», все оставшиеся годы своей дипломатической жизни. «Не надо так думать, – сказал его величество, улыбаясь. – Что-нибудь наверняка случится». И спустя всего несколько месяцев после его кончины событие, предсказанное королем Эдуардом, действительно произошло. Я получил от сэра Эдварда Грея следующее послание:
«Министерство иностранных дел.
16 июля, 1910.
Мой дорогой Бьюкенен, Сэр Артур Николсон переходит на работу в министерство иностранных дел, и поэтому пост в Санкт-Петербурге остается вакантным. Это место имеет для нас огромное значение, и, хотя у нас установились дружественные отношения с российским правительством, существует ряд вопросов, представляющих трудности для обеих сторон и требующих от посла в Петербурге большого искусства и такта.
На основании того, что мне известно, и того, что я слышал от людей, обладающих большим, чем у меня, опытом в дипломатической службе, я полагаю, что вы с успехом справитесь с этой должностью, и, если вы сочтете ее для себя подходящей, я буду очень рад рекомендовать вас на этот пост.
Искренне ваш Э.Грей».
Я никогда не осмеливался мечтать о таком важном посольстве и в письме, в котором я благодарил сэра Эдварда за такой знак доверия с его стороны, я мог только выразить надежду, что окажусь достойным такой чести и не разочарую его ожидания. К счастью, у меня было четыре месяца, в течение которых я мог разбираться в вопросах, с которыми мне предстояло иметь дело, поскольку лишь в конце ноября 1910 года я приложился к руке монарха, принимая свое назначение. Король Георг, испытывавший к императору Николаю II самые дружеские чувства, передал со мной множество посланий для его величества, и все время, пока я оставался на этом посту, он оказывал мне честь своим доверием и поддержкой.
Глава 8
1911
Отношения России с Австрией и Германией. – Мой первый разговор с императором Николаем II. – Потсдамское соглашение и его происхождение. – Персидский кризис. – Претензии России на расширение зоны ее морской юрисдикции. – Дело Поваже
Хотя, как отметил в своем письме сэр Эдвард Грей, между правительствами России и Великобритании установились самые дружественные отношения, их все еще омрачала тень прошлых разногласий и недоразумений. Еще были не забыты взаимные подозрения, с которыми эти страны следили за внешней политикой друг друга. Согласие между Россией и Англией установилось в 1907 году. Оно основывалось на довольно расплывчато сформулированном документе, который обязывал обе державы отстаивать территориальную целостность и независимость Персии и определял сферы интересов каждой из них в этой стране, не затрагивая их отношений в Европе. Непосредственной целью этого документа было не дать вопросу о Персии превратиться в яблоко раздора между ними, но, тем не менее, он позволил сблизить две страны и проложил дорогу к их сотрудничеству по европейским вопросам в будущем. В конце концов, он оказался гораздо более эффективным в установлении взаимопонимания – что выходило за рамки подписанного соглашения, – чем в примирении их конкурирующих интересов в Персии, которые вплоть до самого начала Великой войны[55] вызывали постоянные трения.
Когда я прибыл в Санкт-Петербург в декабре 1910 года, международная обстановка, хотя и не вызывала непосредственной тревоги, все же была не безоблачной. Кризис, связанный с аннексией Боснии и Герцеговины, закончился поражением Извольского в его состязании с графом Эренталем.[56] Это вызвало в России горькое чувство обиды на Австрию (усиленное личной ненавистью российского министра иностранных дел к графу Эренталю). В то время нельзя было недооценивать опасность осложнения обстановки на Балканах, это грозило прямым конфликтом между Россией и Австрией. Господин Сазонов, сменивший господина Извольского на посту министра иностранных дел, к счастью, не испытывал неприязни к графу Эренталю и полагал, что будет лучше, если тот останется на своей должности, ибо его преемник может оказаться гораздо более подверженным германскому влиянию. Единственное, что он мог сделать в подобных обстоятельствах, – это удержаться от проведения политики открытой враждебности и последовательно стараться установить нормальные взаимоотношения между двумя правительствами. Больше всего меня удивляло, что, хотя отношения между Россией и Германией сильно осложнились после 1909 года, когда император Вильгельм поддержал своего австрийского союзника и лишь благодаря его вмешательству граф Эренталь взял верх, российская публика отнеслась к действиям Германии достаточно терпимо и не питала к этой стране такого же чувства мстительной обиды, как к Австрии.
Господин Сазонов, с которым я познакомился, когда он был советником посольства в Лондоне, принял меня очень сердечно, когда я явился к нему с первым официальным визитом, и скоро мы стали большими друзьями. Русский из русских, когда речь шла о защите интересов его страны, он всегда был верным другом Великобритании. До его последнего дня пребывания на посту министра иностранных дел – в конце июля 1916 года по чьему-то плохому совету император Николай II, к несчастью для себя и для России, заменил его господином Штюрмером – я всегда видел в нем честного и заинтересованного партнера в деле сохранения взаимопонимания между Англией и Россией. Мы не всегда, что естественно, имели одинаковую точку зрения по многим запутанным вопросам, которые нам пришлось обсуждать в последующие пять с половиной лет, но он никогда не обижался на мои прямые и откровенные высказывания и неизменно старался сделать все, что от него зависело, чтобы сгладить разногласия. Он только что вернулся из Потсдама, где он, стремясь ослабить напряжение, возникшее между двумя правительствами, и обеспечить признание Германией главенствующего положения России в Персии, оказался втянутым в переговоры о Багдадской железной дороге, которые не соответствовали договоренностям, существовавшим до этого между членами Антанты.[57] Это так называемое Потсдамское соглашение было первой из множества непростых проблем, которые мне предстояло обсудить с господином Сазоновым. Это соглашение также составило предмет моего самого первого разговора с императором. Вручая свои верительные грамоты, я подчеркнул искреннюю заинтересованность короля в сохранении и укреплении англо-российского сотрудничества и сообщил императору, что британское правительство с некоторой тревогой следит за ходом российско-германских переговоров. В своем ответе его величество заверил меня, что Россия не будет заключать никаких соглашений с Германией, не получив на то согласия британского правительства, и что последнее всегда может рассчитывать на его поддержку. Он повторил свои уверения в последующем разговоре, который состоялся у нас несколько недель спустя, и добавил, что проходящие в настоящий момент переговоры с Германией ни в коей мере не повлияют на его отношения с Великобританией.
