Бенедикт Сарнов - Феномен Солженицына
И они правы. Зачем мы держим их? Мы давно должны были дать им свободу.
Это относится и к евреям, с той только разницей, что отпустить их мы не в силах и сами они уехать не в силах, хотя б завтра и пали преграды, установленные твердолобым правительством. Перепутал нас рок, может быть, навсегда, из-за чего эта работа и пишется.
Но ещё прежде того, прежде этой строчки, именно евреи с живостью оспорят, что я высказал правду. Они скажут, что многие евреи были на общих работах и даже принципиально на них. Они отрекутся, что были такие лагеря, где евреи составляли большинство среди придурков . Тем более отвергнут они, что будто бы помогают друг другу избирательно как еврей еврею и, значит, за счет остальных. Одни неискренне, а другие и вполне искренне скажут, что они и не считают себя какими-то отдельными от нас евреями, а считают такими же русскими, и если где получился перевес евреев на ключевых лагерных постах, то совсем непреднамеренно, выбор шел по личным признакам, по таланту. Будут и такие, кто горячо утвердит прямо противоположное: что никому в лагере не жилось так тяжело, как евреям...
(Александр Солженицын. Евреи в СССР и в будущей России. 1968. Стр. 45–46) * * *Я не собирался (и не собираюсь) входить в обсуждение содержания этого отрывка. Но один небольшой комментарий к нему всё же приведу.
Для начала сперва чуть-чуть продолжу цитату:
...Экибастузский мой солагерник Семён Бадаш в своих воспоминаниях рассказывает, как он устроился – позже, в норильском лагере – в санчасть: Макс Минц просил за него рентгенолога Ласло Нусбаума просить вольного начальника санчасти. Взяли. Но Бадаш, по крайней мере, кончил на воле три курса медицинского института. А рядом с ним младший медперсонал: Генкин, Горелик (как и мой приятель Л. Копелев, Унжлаг) – и не касались той медицины никогда прежде.
(А. И. Солженицын. Двести лет вместе. Часть вторая. М. 2002. Стр. 331)
Семён Бадаш, на воспоминания которого ссылается тут Александр Исаевич, прочитав относящиеся к нему эти (и не только эти) строки, обратился к их автору с «Открытым письмом», в котором писал:
...В январе 2003 года из Иерусалима мне в Германию позвонил мой друг, тоже бывший сталинский зэк Михаил Маргулис (автор книги «Еврейская камера Лубянки», изд. «Гешарим» 1996 г.) и сообщил, что во втором томе Вашей последней работы «200 лет вместе» Вы упомянули меня. Заказав и получив эту книгу, я действительно нашёл упоминание своего имени, но в каком контексте! Использовав цитату из моей книги «Колыма ты моя, Колыма», большинству Ваших читателей недоступную в виду того, что она была издана только один раз мизерным тиражом, почти 20 лет назад (Нью-Йорк, «Эффект» 1986), Вы придали моим словам смысл, противоположный истинному, оболгав меня и народ, к которому я имею честь принадлежать...
Я был арестован московским МГБ не после 3-го курса мединститута, как Вами указано, а во время сдачи экзаменов за 4-ый курс в апреле 1949 года, т. е. пройдя уже несколько клинических кафедр, о чем подробно рассказано в моей книге...
В книге, написанной ещё в России и нелегально из неё высланной, я не рискнул по понятным причинам назвать фамилии всех организаторов и руководителей нашего нелегального лагерного Совета, решавшего судьбы стукачей и наиболее лютых к рядовым зэкам бригадиров, но ныне я могу их назвать. Организаторами Совета были братья Ткачуки, Николай и Петр, оба из Черновиц. В Совет входили ещё три бандеровца: Сергей Кравчук с Ровенщины, Степан Процив и Владимир Матьяс со Львовщины. От русских в Совете были Анатолий Гусев и армейский офицер, бывший Герой Советского Союза, Иван Кузнецов. От прибалтов – латыш Рудзитис и литовец Виктор Цурлонис, от кавказцев – армянин Арутюнян и от среднеазиатов – узбек Ахмед Башкетов.
По прибытии в Норильск нашего двухтысячного этапа, собранного на центральной пересылке в Караганде из неугодных Степлагу зэков, нашим руководителям из бандеровцев нужен был свой, проверенный по Экибастузу человек в больнице. Они просили весьма авторитетного зэка, главного врача, блестящего хирурга, украинца Омельчука помочь мне – при моем незаконченном, но все-таки медицинском образовании – получить место в больнице. Благодаря ходатайству Омельчука вольная начальница санчасти Горлага Евгения Александровна Яровая – тоже украинка – приняла меня на работу в туберкулезное отделение больницы. Так было написано в моей книге, но Вы это опустили, зато процитировали написанное несколькими строчками ниже, что параллельно меня рекомендовал начальнице санчасти (ее имя Вы не называете) зэк-рентгенолог Нусбаум, которого просил об этом Макс Григорьевич Минц. Ампутацию моего текста Вы проделали для того, чтобы подтвердить конкретным примером Вашу главную мысль: будто в ГУЛАГе евреи захватывали придурочные должности и туда же пристраивали «своих». Более того, перечислив упоминавшиеся мною фамилии работавших в Больнице зэков, Вы, ничего не зная об этих людях и их долагерных профессиях, всех их тоже записали прилипалами-евреями. Все это ложь. Главврачом и хирургом был, как я уже упоминал, украинец Омельчук, зав. туберкулезным отделением был эстонец Реймасте, получивший диплом врача в Тартуском университете. Дипломированный врач-гинеколог еврей Генкин, за отсутствием женщин, работал, чередуясь со мной, на амбулаторных приемах. Пожилой и опытный рентгенолог Нусбаум, венгерский еврей из Будапешта, попал в Горлаг Норильска по спецнаряду, ибо таких специалистов с большйм стажем на «Архипелаге» было не густо. Горелик имел фельдшерский диплом и не был евреем, а чехом из города Простеев. Рентгенотехник Саша Гуревич – еврей из Киева – и на воле был рентгенотехником. Незадолго до нашего восстания был принят на работу в больницу врач-чех Борис Янда, окончивший Карловский университет в Праге. Таким образом, все работавшие в больнице зэки имели прямое отношение к медицинской профессии, и из восьми четверо не были евреями. Вы оболгали всех этих порядочных и честных людей, при том, что сами все Ваши лагерные годы были постоянным «придурком»...
Придётся мне напомнить, что из пяти тысячи зэков в Экибастузе евреев было очень немного, и все они вкалывали на тяжёлых общих работах: Семён Бадаш, Семён Немировский, Владимир Шер, Александр Гуревич, Борис Корнфельд, Лев Гросман, американский еврей Бендер, Матвей Адаскин и другие... Ни одного еврея на должностях бригадиров не было... Зато русских бригадиров было густо: Саша Солженицын, Саша Золотун, Дмитрий Панин, Михаил Генерадав, Черногоров, Белоусов...
(Семён Бадаш. Открытое письмо Солженицыну. Журнал «Вестник» (Балтимор, США) № 15 (326) от 23 июля 2003)
