Игорь Тимофеев - Ибн Баттута
Начало неоисмаилистского движения относится ко второй половине XI века. Лидером новой религиозной организации стал некто Хасан-и-Саббах, перс по происхождению, бывший зороастриец, добровольно перешедший в ислам. С помощью группы своих сподвижников Хасан-и-Саббах в 1090 году овладел горной крепостью Аламут, которая сделалась резиденцией исмаилитской верхушки. Действуя то хитростью, то силой, неоисмаилиты за несколько лет овладели многими крепостями, феодальными замками, укрепленными городами в различных частях Ирана.
Как всякое тайное общество, секта имела свой разработанный ритуал посвящения и несколько иерархических степеней, связанных принципом беспрекословного подчинения нижестоящих высшим. Во главе секты стоял Гроссмейстер, за ним следовали Великий проповедник, проповедники, сподвижники — рафики, примкнувшие — ласики и, наконец, рядовые члены — федаи, готовые в любую минуту пожертвовать жизнью по приказу вождей.
Высшая тайна, «внутренняя», эзотерическая доктрина неоисмаилизма полностью была доступна лишь высшим чинам секты.
Слепо веровавшие в безграничное могущество своих вождей и в обещанное ими райское блаженство в награду за послушание и преданность, федаи, в большинстве своем юноши из простолюдинов, составляли корпус тайных убийц, приводивших в исполнение приговоры духовных отцов секты.
Террористическим актам предшествовала длительная подготовка, в ходе которой молодые фанатики обучались владению оружием, методам конспирации и нередко иностранным языкам. Совершив убийство, федаи, как правило, не пытались скрыться и часто погибали под страшными пытками, убежденные, что обеспечили себе вечное блаженство в райских садах с их журчащей родниковой водой, сказочными дворцами и пышнотелыми красавицами-гуриями. Они, разумеется, и не догадывались, что согласно «внутренней» доктрине их секты рай — это всего лишь аллегория высшей степени познания и духовного совершенства.
Адептов неоисмаилизма современники называли хашшашинами, что означает «употребляющие гашиш». Считалось, что низаритские иерархи одурманивали юношей-федаев наркотиками, чтобы вызвать у них видения райских садов, которые ожидали мучеников, погибших за веру. Это широко распространенное мнение не подтверждается никакими фактами, но слово «хашшашин», переделанное франками в «ассасин», вошло во многие европейские языки в значении «убийца».
В числе жертв убийц-ассасинов были халифы, крупные феодалы, богословы, ученые, вожди религиозных сект, потомки дома пророка. Отравленные клинки обратились и против крестоносцев. В XIII веке секта стала постепенно распадаться, ее влияние ослабло в Ираке, а затем в Сирии. В 1256 году последний иранский Гроссмейстер Рукн ад-дин без сопротивления сдал главную исмаилитскую крепость Аламут вторгшемуся в Иран монгольскому хану Хулагу. Мощный удар по сирийским исмаилитам нанес мамлюкский султан Египта Бейбарс. В 1272 году он завоевал горную крепость Мисъяд — главный центр секты в Сирии и, захватив исмаилитскую агентуру низших степеней, в течение некоторого времени использовал ее в своих политических целях.
Судя по сообщению Ибн Баттуты, услугами тайных убийц не гнушался и султан Насир. Зная об этом, его политические противники нигде не чувствовали себя в безопасности.[2]
В небольшом ливанском городке Джебля, раскинувшемся в горах в одной миле от берега Средиземного моря, Ибн Баттута посетил могилу Ибрахима аль-Адхама, одного из наиболее ранних и почитаемых мусульманских святых.
Культ святых, корни которого восходят еще к доисламским верованиям арабов и персов, не поощрялся первосвященниками ислама. Допуская возможность святости некоторых подвижников, они считали предосудительным любое поклонение им или их могилам. С превращением ислама в религию развитого феодального общества народные верования о существовании посредников между богом и людьми нашли свое воплощение в культе святых, который в X–XIII веках был официально признан рядом ведущих богословских школ.
Культ святых вызвал к жизни традицию паломничества к их гробницам и празднования дней их рождения, официально занесенных в религиозные календари. При могилах, как правило, строились мавзолеи, мечети и странноприимные дома, которые имели весьма немалые доходы от богомольцев и паломников.
Житие святого Ибрахима аль-Адхама, могилу которого посетил Ибн Баттута, является великолепным образчиком морально-этических идеалов мусульманского плебса в период усиливающегося классового и социального размежевания в халифате.
Центральная фигура жития не сам святой, а его отец Адхам, чудесная история которого согласно преданию началась в Бухаре. Однажды, совершая омовение на берегу небольшого ручейка, журчавшего в тени густого фруктового сада, Адхам заметил яблоко, которое, увлекаемое потоком, плыло прямо в его руки. Почтенный богомолец принял этот дар, посланный ему судьбой, но, вкусив от плода, решил все-таки выяснить, кому принадлежало дерево, с которого перезревшее яблоко упало в ручей. На его стук вышла рабыня, которая объяснила, что половина сада является собственностью ее госпожи, а другая — владения султана. Заплатив за половину съеденного им яблока, Адхам поспешил в Балх, где, по слухам, находилась султанская ставка.
Выслушав Адхама, султан был поражен его беспримерной честностью. На фоне жестоких нравов того времени, когда жажда обогащения толкала людей на кровопролитие и разбой, страдания молодого богомольца по поводу половинки яблока, взятого им из чужого сада, казались подвигом совести, не запятнанной ни одним из земных грехов.
У султана была красавица дочь, к которой ежедневно сватались сыновья эмиров и правителей сопредельных государств. Все они уезжали ни с чем, и лишь Адхам удостоился любви луноликой принцессы. Она полюбила его за набожность и благочестие, и, уступая ее воле, султан дал согласие на брак.
Свою первую брачную ночь Адхам провел в молитвах и после этого продолжал молиться еще семь дней и ночей. На восьмой день терпению султана пришел конец.
— Я не отпущу тебя, — сказал он Адхаму, — пока ты не войдешь к своей жене.
В ту ночь Адхам исполнил свой супружеский долг и, совершив омовение, снова принялся за молитву. Вскоре он умер, обращая к аллаху жгучую проникновенную мольбу о прощении, а через девять месяцев султанская дочь родила мальчика, которого назвали Ибрахимом.
Ибрахим, сын Адхама, был признан носителем особой благодати, ниспосланной ему свыше и сделавшей его посредником между земными тварями и господином миров.
Верил ли Ибн Баттута в чудеса? В чудотворчество отшельников и аскетов, в их особую благодать и способность угадывать прошлое и провидеть будущее? Воспринимал ли он всерьез чудесные исцеления, влияние звезд на судьбы людей и государств, гадание на песке, пророческие сновидения?
