Владимир Бурцев - Борьба за свободную Россию (Мои воспоминания)
По этому поводу я имел объяснение и с Дебагорий-Мокриевичем, и с Драгомановым и убеждал их не делать этого, а основать свою газету так же, как я имел ввиду основать свою — «Земский Собор». На это мне снова повторили, что «Своб. Россия» будет ими продолжаться, но только без моего участия.
Я питал глубочайшее уважение лично к Драгоманову и сказал ему:
— Нет, Михаил Петрович, этого вы не сделаете! У вас есть большое имя и вам есть, что терять. Я буду защищаться и общественное мнение меня оправдает. Я могу согласиться с тем, что вы не передадите мне «Свободной России,» но я не допущу, чтобы мое имя было снято и газета выходила без меня.
В продолжение нескольких дней эта угроза еще не раз повторялась по моему адресу.
3-й номер «Свободной России» вышел с подробным описанием якутских событий, но без наших статей по принципиальным вопросам, хотя эти статьи уже и были набраны. Не появилось также, тоже уже набранное, письмо Богораза. Я считал, что этот — наш последний заключительный номер «Свободной России» и я собирался ухать в Париж.
Незадолго до моего отъезда, меня снова пригласили к Драгоманову и там мы втроем: Дебагорий-Мокриевич, Драгоманов и я составили общее мотивированное заявление о прекращении «Своб. России». Заявление писал я. Прекращение «Своб. России» объяснял я, в очень мягких выражениях, идейным расхождением и постарался воздать, возможно больше признательности обоим — и Драгоманову и Дебагорий-Мокриевичу за то теплое сочувствие, которое с их стороны я встретил при приезде заграницу.
Этим я считал наши отношения конченными. Но прежде, чем вышло это возвание, в типографии Драгоманова без моей фамилии, оказывается, уже было выпущено другое объявление о прекращении «Своб. России», сколько мне помнится, в неприемлемых для меня выражениях. Я имел право, конечно, возражать, но, в конце концов, оставил это без возражений и удовлетворился тем, что вопрос о «Своб. России» был ликвидирован без неприятного шума.
Мирно прощаясь со мной во время последнего нашего разговора, Драгоманов с каким-то особым подчеркиванием сказал мне:
— Видно,
В одну телегу впрячь не можно
Коня и трепетную лань!
— Да какая же вы, М. П., «трепетная лань»? А если все ваши либералы действительно «трепетные лани», то это очень жаль! Но нет! — и они могут не быть «трепетными ланями», если захотят. Но когда же они этого захотят? Пора же вам и нам впрячься в одну телегу и делать одно и тоже дело!
Драгоманов как-то безнадежно махнул рукой и сказал:
— Да нет, ваши никогда не сойдут на землю, — их в этом не убедишь, а у наших нет ни энергии, ни желания рисковать, — а без этого ничего не сделаешь!
Прекращение «Свободной России» внесло большие осложнения в взаимные отношения ея участников.
Лично я больше никогда не имел никакого дела с Драгомановым, а с Дебагорий-Мокриевичем мы в первый раз беседовали только через тридцать лет, в 1917 году, когда он пришел ко мне в Петроград в редакцию «Общего Дела». Мы с ним сразу тепло встретились, заговорили о нашем общем деле борьбы с большевиками. В этой борьбе у меня с ним, определенным антибольшевиком, было также много общего, как много общего было и в 1889 г. в борьбе с реакцией, когда мы так резко расстались.
За эти тридцать лет мы с ним, впрочем, однажды встретились в Лондоне на квартире общих друзей. Сидели за одним столом, пили чай, принимали участие в общей беседе, но ни я как бы не замечал его присутствия, ни он моего. Мы тогда не проронили друг с другом ни одного слова.
Такая же молчаливая встреча была у меня однажды с Драгомановым на квартире Г. М. Баломеза в Болгарии, в Софии. Мы обменялись только молчаливыми поклонами. Баломез и я беседовали на разные темы. В наш разговор много замечаний вставлял, обращаясь к Баломезу, Драгоманов. Но ни я не показал вида, что вижу Драгоманова, ни Драгоманов, что видит меня.
Так кончился мой первый опыт сойтись с представителями умеренных политических партий для совместной борьбы с правительством.
Глава VIII
Приезд в Париж. — Попытка издать «Земский Собор». — Парижские кружки народовольцев. — Первая моя встреча с Геккельманом-Ландезеном-Гартингом в Женеве. — Обвинение Ландезена в провокации в 1884 г. — Встречи с Ландезеном в Париже. — Динамитная мастерская.
Летом 1889 г. я покинул Женеву. Мне хотелось побывать в Париже и познакомиться там с новыми людьми.
В Париж я приехал в памятный день столетнего юбилея французской революции, 14 июля 1889 г.
В русской колонии уже знали о сделанном редакцией «Свободной России» заявлении, что она не будет больше выходить. Сначала почему-то предполагали, что «Свободная Россия» прекратилась из-за редакционных разногласий по вопросу об отношении к либералам и что я переменил свое отношение к ним и встал на обще эмигрантскую точку зрения. Это с восторгом было принято в революционных кругах. Меня горячо приветствовали. Сначала даже не верили, когда я стал опровергать эти слухи. Всем казалось так неизбежным, что я, революционер, должен был разойтись с либералами. Но скоро убедились, что я по-прежнему остаюсь и защитником общенационального объединения и союза с либералами и вовсе не в этом разошелся с участниками «Свободной России».
В Париже я стал хлопотать о том, чтобы вместо «Свободной России» начать издавать, Земский Собор» с ярким революционным направлением и в то же самое время с призывом к общенациональному объединению.
Но и в Париже, куда на выставку толпами приезжали русские из России, не нашлось никого, кто бы горячо принял к сердцу заботу о создании такого органа. Не нашлось даже никого, кто бы вообще понимал, что без свободного заграничного органа немыслима борьба с реакцией.
Плохо понимали значение свободной заграничной прессы революционеры, но они все-таки для нее сделали не мало. Но без всякого сравнения еще менее и хуже, чем они, к ней, относились люди оппозиции: земцы, литераторы и вообще общественные деятели, кто были вне революционных кругов, и кто свысока относился к ним.
Для «Земского Собора» я приготовил несколько статей на принципиальные темы, но я не встретил никого, кто бы дал мне возможность начать издавать этот орган. Тогда я решил нелегально съездить в Россию, — и там в русской обстановке переговорить о нем с теми, кто мог бы мне помочь.
В Париже я близко сошелся с кружком молодых народовольцев, кто тоже собирались ехать в Россию. Одни из них хотели ехать, чтобы найти средства для продолжения их органа «Социалист», другие — завязать связи с революционными организациями и принять участие в их борьбе, вести пропаганду среди рабочих, продолжить деятельность арестованной весной этого года С. Гинсбург и т. д… Среди них, кроме Раппопорта, с которым я приехал заграницу осенью 1888 г., были Кашинцев, Степанов, Рейнштейн и др. Раппопорт к этому времени уже успел нелегально побывать в России и привез оттуда и средства, и материалы для издания первого номера «Социалиста».
