В Бурцев - Борьба за свободную Россию (Мои воспоминания)
Обзор книги В Бурцев - Борьба за свободную Россию (Мои воспоминания)
Бурцев В Л
Борьба за свободную Россию (Мои воспоминания)
ВЛ. БУРЦЕВ
БОРЬБА ЗА СВОБОДНУЮ РОССИЮ
МОИ ВОСПОМИНАНИЯ
(1882-1922 г. г.)
Том I
Посвящается
тем, кто придет на смену нам
(5)
ОТ АВТОРА.
"В июле 1888 г. я бежал из Сибири. Нелегально благополучно через всю Россию пробрался заграницу. Осенью того же года я был уже в Женеве и стал там издавать "Свободную Россию".
С этих пор и начинается моя ответственная революционная борьба".
Так начинались мои воспоминания, и я совершенно не имел в виду рассказывать того, что было в моей жизни до этой моей первой эмиграции.
Но некоторые обстоятельства в настоящее время заставляют меня включить в мои воспоминания нисколько страниц из более раннего периода моей жизни.
До 1888 г., когда я приехал заграницу, - мне было тогда лет двадцать пять-шесть, - я успел уж побывать два раза в тюрьме. Во второй раз я просидел около трех лет и затем меня сослали в Восточную Сибирь. Словом к этому времени я проделал весь стаж, обычный для революционера того времени.
Конечно, и за эти годы много было мною пережито, быть может даже с такой интенсивностью молодости, с какой впоследствии не переживалось ничто другое. Но во всем этом я был более свидетелем, чем ответственным лицом. Это обстоятельство и позволяет мне долго не останавливаться на этом периоде моей жизни.
(6) Но, повторяю, ответственное мое участие в революционной борьбе начинается только, главным образом, со времени моего приезда в Женеву, с основания газеты "Свободная Россия". С этого времени я и считаю себя обязанным дать о своей деятельности отчет в литературе - и моим друзьям, и моим врагам.
Впоследствии мне приходилось принимать ответственную роль во многих других крупных революционных и общественных событиях.
Обращу внимание читателей на некоторые особенности в моих воспоминаниях.
В них я останавливаюсь на рассказах не вообще о событиях, которых мне приходилось быть свидетелем, как бы они ни были интересны и какое бы они ни имели большое общественное значение, а исключительно только о тех из них, в которых я лично принимал ответственное участие. О других же событиях я только упоминаю постольку, поскольку это нужно, чтобы сохранить нить рассказа.
На выборе тем в моих воспоминаниях определенным образом сказался характер моей деятельности.
Моя политическая жизнь прошла не на общественных собраниях, не на улице, не в партийных заседаниях и не в междупартийных переговорах. Лично я почти никогда не входил ни в какия политическия организации и очень редко делал какия-нибудь публичные выступления. Я - человек кабинета, литератор и журналист. Моя жизнь была связана главным образом с борьбой за создание газет и журналов. Ее сущность заключалась в журнальной деятельности. Это было так даже и тогда, когда я был занять борьбой с провокаторами. Поэтому-то в своих воспоминаниях я и вынужден так много уделять места судьбе моих изданий.
В своей многолетней журнальной деятельности я никогда не писал анонимных статей и никогда не выступал под псевдонимами. Во всем том, что я делал, я всегда брал на себя полную ответственность и никогда перелагал ее ни на партии, ни на других лиц.
(7) Дурно все это или хорошо - это другой вопрос. Но так сложилась моя жизнь или вернее сказать, я так ее сам сознательно устраивал.
Это лучше всего может объяснить и выбор тем в моих воспоминаниях и то, что в них я так часто говорю - я, а не мы.
Мои воспоминания вышли такими, а не иными, потому что они для меня являются одновременно - и рассказом о былом, и отчетом о моей деятельности: и общественному мнению, и моим друзьям, и моим врагам,- всем, кто мне верил, и кто со мной боролся.
Я имел в виду написать книгу именно такого рода, а не иную, и скажу почему.
Свои воспоминания я посвящаю тем, кто придет на смену нам, кто будет продолжать нашу борьбу и кто на свою жизнь захочет посмотреть так же, как на борьбу, как на нее всегда смотрел я. С ними мне есть о чем поговорить даже тогда, когда они со мною будут коренным образом несогласны.
Я хочу, чтобы они познакомились с моим опытом.
Мне приходилось - опять-таки: хорошо я это делал или дурно, об этом каждый пусть судит по своему - много раз деятельно вмешиваться в русскую общественную жизнь и мне есть о чем вспомнить из пережитого.
Отмечу здесь, как величайшее счастье в моей политической деятельности, еще одну особенность моих воспоминаний: в них от первых и до последних страниц идет рассказ о защите одного и того же и о борьбе с одним и тем же. Вспоминая всю свою жизнь, я вижу, что мне нечего отказываться от того, что раньше я признавал, и нечего признавать, от чего я раньше отказывался.
За всю мою деятельность я ни разу не сменил вех, и в настоящее время я живу с той же самой верой в Россию и в идеи свободы, права и демократии, с какими тридцать пять лет тому назад я начинал свою ответственную политическую деятельность в "Свободной России".
(8) Все это целиком было мною положено и в основу издававшегося мной в недавние годы "Общего дела".
Я хотел бы, чтобы мои читатели поняли, что мои воспоминания для меня - моя исповедь и в то же самое время больше, чем исповедь: они - моя вера и мои убеждения.
Париж, август 1923 г.
Вл. Бурцев
(9)
Глава I
В Москве. - В Успенском соборе. - Гвоздь, которым был распят Христос. Снова в Успенском соборе через сорок лет.
Свое детство и первую юность, в 1868-1878 гг., - родился я в 1862 г. - я провел в небольшом городке Бирске, Уфимской губ., в семье моего дяди, довольно зажиточного купца. Его семья была глубоко верующая и очень богомольная. Нечего говорить, что она была в то же время и вполне благонамеренная и беспрекословно повиновалась всему тому, что требовало от нее начальство. Да и вообще в то время в таких глухих местах, как наш далекий захолустный Бирск, ни о чем революционном не было и слышно.
Глубоко религиозное настроение семьи, в которой я жил, целиком отразилось и на мне. В детстве я много молился, прикладывался к иконам, ставил свечи, ходил в церковь, особенно часто посещал местный монастырь, и сам мечтал о монашестве и т. д. Это были, конечно, только легкия детския грезы, отражавшия лишь то, что вокруг меня говорили старшие. Тем не менее это целиком захватило и мой ум и все мои детские мечты и составляло сущность моей тогдашней духовной жизни. Без новых сильных впечатлений со стороны это мое настроение легко могло перейти у меня в привычку, сделаться прочным убеждением или даже перейти в фанатизм, как это случалось с другими близкими для меня в детстве людьми.
Но в этой провинциальной темноте у отзывчивых людей, даже много поживших, иногда происходила ломка (10) во взглядах, и они без особого труда от многого отказывались, когда сталкивались со свежим воздухом или на них воздействовали новые события. Особенно прочных корней их традиций не имели. Того, во что верили, придерживались больше по привычке, а не потому, что исповедуемые взгляды были ими выкованы и проверены в борьбе. Многое у них держалось на ногах только потому, что еще никто не пришел и не толкнул того, что давно сгнило и еле-еле держалось.
Мне было лет 14, когда во время летних каникул из нашего городка нисколько человек поехали в Москву на богомолье, ехали все женщины. К ним присоединилась моя тетя. Она с собой захватила и меня, подростка.
Мое тогдашнее религиозное настроение ничем существенно не отличалось от настроения всех ехавших с нами богомолок - спутниц. В Москве мы пробыли дней десять, я ни в чем не отставал от них. С утра до вечера ходили мы по церквам, служили молебны перед чудотворными иконами, прикладывались к мощам, ставили свечи, клали поклоны. Делали это все вместе. Съездили также в Сергиевскую Лавру, - она находится недалеко от Москвы. В каких только церквах мы не перебывали в Москве. Каких только чудотворных икон мы не перевидали, к каким только мощам не прикладывались, чего только мы не наслушались от монахов, когда они говорили о христианстве первых веков, о русской старине, о происходивших вокруг них на их глазах чудесах, о мощах Димитрия! Они показывали нам куски креста, на котором был распят Христос, его хитон, вышитый его матерью и т. д.
Часто мои спутницы еще спали или отдыхали от усталости, а я один старался еще сбегать в какую-нибудь новую церковь, о которой я вычитывал из путеводителей по Москве, или повидать какую-нибудь новую лишнюю икону, какую я боялся пропустить. Возвращаясь поздно вечером к себе в номер, я горячо молился и был (11) счастлив, что за день приходилось видеть так много святых, о которых я раньше только мечтал.
Во время этих моих пилигримств была одна минута, которая особенно и тогда мне врезалась в память, а впоследствии сыграла в моей жизни огромную роль.
Мы как-то зашли в Успенский собор. Прикладывались к иконе Божьей Матери, нарисованной Апостолом Лукой на том самом столе, на котором обедал Христос со своей матерью, к мощам царевича Дмитрия, к другим мощами т. д. За все это платили по 5, по 10 копеек. Много я тогда перевидал в этом соборе и, действительно, подлинной драгоценнейшей русской старины, которая, как живой свидетель, говорит о русской истории XV, XVI и XVII веков, об Иване Грозном, Михайле Федоровиче, Алексее Михайловиче и др. Много было связано с событиями и новейшей русской истории и с именами русских царей последних двух столетий - и Петра И, и Александра И, и Александра II, который тогда царствовал. Но все это, впрочем, только скользило по мне и не это приковывало к себе мое внимание.
