Хьюи Ньютон - Революционное самоубийство
9. Колледж и Ассоциация афро-американцев
Чернокожий парень отличается не только красотой, он еще и плохой вдобавок. Он быстро действует, он классный, у него есть имя, а еще он может надрать задницу.
Мелвин Ван Пиблз. Умирать естественной смертью не положеноКогда в 1959 году я поступил в Оклендский городской колледж (теперь это Мерриттский колледж), это был колледж с двухгодичным неполным обучением. Находился он в Северном Окленде, на территории негритянской общины. В ту пору многие чернокожие ребята ходили в этот колледж, и я влился в толпу студентов. Для меня колледж значил больше, чем просто книги, лекции и семинары, хотя и это все имело немалое значение. Во-первых, раньше я никогда не покидал надолго знакомые места, так что продолжал бегать с чернокожими братьями из своего квартала. Все деньги, что были у меня в карманах, я добывал с помощью мелкого криминала — старая моя привычка. Вместе с тем для меня настало время заводить новых друзей и вступать в организации, которые подтолкнут меня к поиску в новых направлениях.
Ричард Торн стал одним из первых, с кем я подружился в Оклендском колледже. Ричард был очень высок. Кожа у него была ослепительно черная, и еще тогда, до наступления «черной культурной революции», он носил пышную шевелюру. Некоторых чернокожих его внешность заставляла благоговейно трепетать, другим она внушала откровенный страх. Ричард знал, как вызвать эти чувства у людей и как оказывать влияние на окружающих.
После ухода из дома я оставался у Ричарда около месяца, пока не пристроился в мужское общежитие для бедных студентов. Общежитие располагалось на задворках книжного магазина, который находился через дорогу от колледжа. Владельцы превратили огромное хранилище в подобие общежития с отдельными комнатами. Не совсем с комнатами, скорее, это были кабинки, отгороженные тонкими фанерными стенами. Такая кабинка стоила 15 $ в месяц. Я любил проводить время в общежитии, потому что большинство моих друзей из числа «жильцов» этого дома были молодыми ребятами, делавшими первые шаги в жизни. Они тоже искали, как и я. Кто-то из них ушел, чтобы стать частью системы, кого-то система продолжала мучить дальше. Я поддерживал прочную связь с Ричардом, и мы провели довольно много времени вместе у него на квартире. Обычно Ричарда окружало несколько девушек; он постоянно рассуждал о паре-тройке книг, которые он все собирался прочесть. Лично меня больше интересовали девушки.
У Ричарда Торна была своя теория об отношениях между мужчиной и женщиной. Не обремененную узами брака любовь он рассматривал как единственно возможную чистую любовь, а официально скрепленный союз был для Ричарда насмешкой над настоящими чувствами. Свободная любовь не порабощает и не принуждает человека. Ричард критиковал то, что он называл «буржуазными отношениями», а также сам институт брака вместе с требованиями, которые вступающие в брак предъявляют друг другу (в это ряду стоят обязательство заниматься сексом с единственным партнером, ревность, ограничение свободы перемещения, распределение ролей в семье по половому признаку). Ричард чутко чувствовал, что люди вовсе не подобны машинам или домам, т. е. бездушной собственности. Ни одна жена не должна принадлежать своему мужу, точно так же и муж не должен принадлежать жене, ибо любое владение основано на контроле, ограждениях, барьерах, принуждении и психологической тирании. Свободная любовь держится на совместном опыте и дружбе. Она сродни той любви, которую мы питаем по отношению к собственному телу, к большому пальцу руки или к нашей ноге. Мы любим себя, свое тело, но мы нисколько не хотим порабощать хотя бы какую-нибудь частичку самих себя.
Между мной и Ричардом случались жаркие споры. Иногда мы застревали у него дома на несколько дней, со стаканчиком вина обсуждая общую ситуацию в стране, за все проклиная белых. Когда я подуставал от этих посиделок, я возвращался назад, в свой квартал, чтобы вновь присоединиться к своим отличным уличным братьям.
В ту пору я был злым парнем. Этот парень баловался вином, распускал кулаки в квартале, взламывал дома в Беверли-Хиллз, а также посещал Оклендский городской колледж. Я отдалился от семьи и ушел из церкви, которые дарили мне так много спокойствия в прежнее время. Я искал нечто новое. Роившиеся в моей голове вопросы были настолько мучительны и назойливы, что я вел себя откровенно грубо, чтобы только избавиться от них. Я хотел найти что-нибудь с ясными очертаниями, то, с чем я мог себя идентифицировать. Всю свою сумятицу я воспринимал через призму расизма, эксплуатации и очевидных различий между имущими и неимущими. Я пытался выяснить, как не сломаться в этой жизни и не потерять самоуважение, как удержаться от дружеских объятий с угнетателем, искалечившим мою семью и общину.
В дискуссиях, возникавших в студенческом братстве «Фи Бета Сигма»,[23] к которому я ненадолго присоединился, я излил свой гнев. Мои выступления были направлены против американской модели общественного устройства и белого расизма. Мне сказали, что я выступал прямо как парень по имени Дональд Уорден. Обычно он превозносил достоинства чернокожих. Его можно было услышать в кампусе Беркли при Калифорнийском университете. Уорден возглавлял Ассоциацию афро-американцев.
Я отправился в Беркли, чтобы отыскать Уордена и послушать, что он говорит. Впрочем, первым, кого я встретил в Ассоциации, был не сам Уорден, а один из близких его единомышленников — Морис Доусон. Он сразу вызвал у меня неприязнь своим высокомерием. Я пришел, потому что я находился в процессе поиска, а он высмеял меня, ибо я сам не очень хорошо понимал, что именно я ищу. До меня никак не доходили его рассуждения об «афро-американцах». Это слово было мне незнакомо. Доусон просто унизил меня своими расспросами.
— Тебе известно, кто такой афро-кубинец?
— Да.
— А кто такой афро-бразилец?
— Тоже знаю.
— Так почему же ты не знаешь, кто такой афро-американец?!
Возможно, ответ на этот вопрос был очевиден для него, но не для меня. Но интереса к Ассоциации я не утратил даже после такого хамского обращения.
Морис преподал мне урок. Тот же самый урок я стараюсь объяснить сегодня «Черным пантерам». Я убеждаю членов нашей партии в том, что не следует оскорблять людей, которые чего-то не понимают. Пусть даже человек будет совсем далек от нашего дела и на вид покажется сущим буржуа, все равно отвечать на его вопросы необходимо вежливо. Все нужно объяснять как можно подробнее. Мне дали от ворот поворот. Я наткнулся на человека, который не захотел возиться со мной, поскольку в его глазах я мало что значил. Морис мечтал проповедовать обращенным, тем, кто уже был с ним согласен. Я же пытаюсь оказывать всем людям теплый прием, потому что именно так можно завоевать их расположение и доверие. Нельзя расположить к себе человека, проводя строгую разграничительную линию между ним и собой, чтобы он остался по ту, а ты по эту сторону. Такое поведение показывает, что ты что-то недопонял. После создания партии «Черная пантера» я чуть было не совершил подобную ошибку. Я просто не мог понять, почему люди не видели того, что я видел так отчетливо. Потом я осознал, что их понимание необходимо расширять.
![Юджин О'Нил - Хьюи[Hughie]](/uploads/posts/books/255087/255087.jpg)
