Всеволод Вишневский - Дневники военных лет (1943, 1945 годы)
Видимо, концентрические удары из Ейска, Каневской, Тихорецкой и других рассекут немецкие группировки - и Краснодарскую и Новороссийскую.
Аэродромы в Ейске дают нам свободу воздушного маневра. От Ейска до Керченского пролива менее 200 километров - "Дюнкерк" грядет...
Еще серьезнее, интереснее обстановка в Донбассе. Главная магистраль немцев: Днепропетровск - Ясиноватая - Ростов... Наши танки идут, чтоб перерезать эту магистраль (думается мне, западнее Ясиноватой). Ветки поюжнее, видимо, меньшей пропускной способности. Напрашивается таким образом охват у Мариуполя. Возможно и другое наше, одновременно прикрывающее, направление: Синельникове, Запорожье, - с выходом на Нижний Днепр, в Таврию.
Темпы нашего зимнего наступления выше темпов прошлогоднего летнего наступления немцев. Освобожден ряд пунктов, которые были почти полтора года в руках противника. Наши "косые" удары на юго-запад раскалывают весь Южный фронт немцев: и севернее Курска, и севернее Харькова, и севернее Донбасса. Захождение правым плечом дает глубокие охваты немецких группировок. Сейчас в кризисной фазе боев, видимо, 50 процентов немецких сил всего Восточного фронта, а впереди еще весенние удары - наши и союзников.
Немецкая пресса и радио резко переключили темы статей и радиовещаний для Запада. От темы "нового порядка" и реорганизации Европы перешли к теме: "Вал большевизма грозит цивилизованному миру!" - "Германия - плотина против варваров..." и т. и. В отдельных немецких статьях - страх перед "бурей с Востока". Во всем этом крике один смысл: убедить немецкий народ (которому была обещана победа), убедить Англию и США в необходимости заключения компромиссного мира.
К 9 часам пришел А. Фадеев. Хорошо встретились. Он передал мне привет от Л. Ф. Ильичева{50}...
Саша был в дивизии генерала Симоняка в Шлиссельбурге. Хочет дописать некоторые главы к своей книге о Ленинграде.
Город показался Саше еще больше покалеченным (новые следы обстрелов и бомбежек), а люди бодрее, чем прошлой весной. Рассказывал о московских делах (с какой-то усталостью). Литературная жизнь идет по новым оргпутям и каналам: Совинформбюро, ПУР{51}, фронты. В ССП, конечно, нет прежней литературной жизни...
Союз советских писателей потерял за время войны восемьдесят человек убитыми и пропавшими без вести. Говорить о рождении новых литературных течений нельзя, рано. Повышаются требования к литературе. Двадцать месяцев газетной торопливой работы несколько снизили ее художественный уровень, а дела страны, Красной Армии и Флота невиданны! Необходим углубленный показ...
Литературный народ стягивается обратно в Москву... В писательском поселке Переделкино расположены воинские части.
...Фадеев ездил и в Великие Луки. Город был взят тремя дивизиями... Осталось семь с половиной тысяч жителей. Некоторые изверились, измучились... Да, "наследство" тяжелое.
Я в свою очередь рассказал о Ленинграде, о прошедших боях, сообщил о литературных делах группы писателей КБФ{52}...
9 февраля 1943 года
Вызван в Военный совет. - Член Военного совета начал беседу со мной с общего вопроса: "Как дела?" Я рассказал о поездке в Морскую артиллерийскую железнодорожную бригаду, о Барбакадзе и др. Наше наступление, в общем, приостановилось: противник подтянул силы, упорствует. 8-я ГЭС опять у немцев... Через несколько дней уточнятся некоторые перспективы для флота. Готовится новый удар Ленфронта, люди спешно выезжают в части.
Я в свою очередь информировал члена Военного совета о литературных делах, беседах с писателями, об их настроениях, о Военно-морском издательстве...
Говорили и о моей работе: нужна пьеса.
Беседа была, в общем, хорошая, деловая, но мне кажется, что контр-адмирал Смирнов опять нажимает с темпами:
- Нельзя ли кончить пьесу к 1 марта?
- Нет!
Коснулись моей рукописи "Крепость Кронштадт". Прочтя ее, контр-адмирал затребовал из Публичной библиотеки библиографию и материалы о Кронштадте и убедился, что книги по истории Кронштадта не было. Моя работа, таким образом, первый вклад, начало. Я вполне понимаю, что это лишь очерк на пять печатных листов, а книгу надо делать листов на двадцать - двадцать пять. Дать советскому читателю широкий литературный, занимательный обзор истории Кронштадта. Это работа будущего, я хочу ее сделать.
Сегодня чистое небо, холодно... Немцы обстреливают город. Долгие тревоги, - видимо, ждут налетов...
Порой я думаю, что сосредоточенность на военных и политических интересах вытеснила у меня интерес к быту, к городу. Надо это восполнить.
Фашистская пресса и радио полны воплей о смертельной угрозе... Крайние меры: "Правительство не может сейчас щадить народ..." и т. и. Загнанная в угол крыса дерется с бешенством!..
Война вступает в критическую фазу - это общее ощущение.
Лорд Бивербрук считает, что за время зимнего наступления русские взяли у немцев 7000 танков и - 4000 самолетов, то есть больше, чем дали американцы и англичане для СССР за двадцать месяцев войны. "Надо усиливать поставки в СССР", - говорит этот лорд. "Самое уязвимое место Германии - на Восточном фронте". (Его замечание не лишено меткости.)
Фашисты и профашисты: "Если СССР к зиме 1943 года не одержит успеха, он выдохнется..." (Не беспокойтесь!) "Союзники идут на создание Второго фронта, так как боятся большевизации Европы" (!).
Вечером сидел с С. К. - тихий час... Разговаривали усталые. Но все время мысли о работе, текущих заданиях, и мы, смеясь, говорили: "Ну, вот и отдых". С. К. привезли из Москвы ее халатик, два смятых платья. Она отвыкла от "штатских" вещей; смотрит на них, как на воспоминания о доме и мирной жизни. "Все плохое, трудное забудется. Встретятся люди, будет тяга друг к другу" стремление к жизни, к обществу, к свету, шуму..." В комнате С. К. тихо... Она топит печурку, поджаривает присланные из Москвы кофейные зерна, рисует... Руки у нее вспухшие, в ссадинах. С тоской, безвозвратно отдает свои работы Пубалту: "А на память ничего и не останется..." Жена моя милая... Стойкая и храбрая.
10 февраля 1943 года
Вчера и сегодня противник обстреливал Ржевку и другие районы города. В 11-12 утра слышны разрывы и у нас на Петроградской стороне.
Написал радиоречь о моряках.
Был в Пубалте. - Неизменный автоматчик в тулупе, проверка пропусков, в вестибюле дежурный, на трапе - часовые...
В нашей "комнате писателей" оживленная беседа. Стоит здоровый, седой, несколько монгольского типа Лев Успенский - в своем затрапезном кителе; Тарасенков - в продранном тулупчике; всегда улыбающийся Николай Чуковский; Макогоненко - в ушанке и шинели и начальник отдела внешней агитации и пропаганды. Говорим об обстановке. Писатели, в общем, всеми правдами и неправдами узнают радиоперехваты и другую закрытую информацию. Нам надо знать и понимать события. Обсуждаем последние новости, служебные и литературные дела.
