Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам
Первые критики
Свою «Мистерию» (по мере её написания) Маяковский, конечно же, читал Брикам. Те высказывали свои замечания, в том числе, надо полагать, не только положительные. Так, появление в пьесе персонажа, явно пришедшего из поэмы «Человек» и ассоциировавшегося с самим Маяковским, вряд ли было по душе слушателям.
– Зачем опять раздражать Горького? – вполне могли сказать Маяковскому Брики. – Ведь если он в пух и прах раскритиковал твоего «Человека», значит, встретит в штыки
и «Мистерию».
В ответ Маяковский приводил отзывы Андрея Белого и Бальмонта, которые отнеслись к «Человеку» с восторгом.
– Андреева заведует театральным отделом! – напоминали поэту. – От неё будет зависеть очень многое.
А Маяковский говорил о том, как Мария Фёдоровна благожелательно к нему всегда относилась:
– Не может же она так резко измениться!
Видя, что Маяковский с критикой не соглашается, Лили начинала сердиться.
Впрочем, стоп!
Всё это – всего лишь плод нашего воображения. Были ли на самом деле такие споры, неизвестно. Поэтому поищем лучше факты, которые подтверждаются документами.
В автобиографических заметках «Я сам» главка «19-й ГОД» начинается фразой:
«Езжу с мистерией и другими вещами моими и товарищей по заводам».
Обратим внимание на то, как написано слово «мистерия» – с маленькой буквы. В названии пьесы оно даётся с большой, а слово «буфф» – с маленькой: «Мистерия-буфф». Однако сам Маяковский (на афишах спектакля) написал название пьесы с двумя большими буквами: «Мистерия-Буфф».
Почему?
Буквы «Б» и «М» были в ту пору знаковыми, так как обозначали две партии – победившую и проигравшую: большевиков и меньшевиков.
Пойдём дальше. «Человек просто» – персонаж в пьесе весьма ответственный. Но среди действующих лиц «Мистерии-буфф» он занимает последнее (седьмое) место, а на третьем стоит «Дама-истерика». Что это за образ? Ей всё не по душе, всё ей не нравится, и она, «ломая руки, отделяется от толпы» и восклицает (в первом действии):
«Послушайте, / я не могу!
Не могу я среди звериных рыл!
Отпустите меня / к любви, / к игре».
Во втором действии «Дама-истерика» именуется совсем по-западному и предстаёт перед нами так:
«Мадам – истерика…всё время путающаяся под ногами, заломила руки».
Слов у неё по-прежнему очень мало – всего несколько фраз:
«И опять и опять разрушается кров,
и опять и опять смятенье и гул…
Довольно! /Довольно! / Не лейте кровь!
Послушайте, я не могу!»
На этом роль «Дамы-истерики» завершается – «нечистые» отправляют её в трюм ковчега, и больше она на сцене не появляется. Впрочем, в её поведении нет ничего особо истеричного. И оба появления этой Дамы никакого влияния на развитие сюжета не оказывают. Она вообще как бы лишний персонаж. Но Маяковский её в пьесу всё же включил.
Зачем? Кого он имел в виду, выводя этот образ?
Россияне той поры ответили бы на этот вопрос, не задумываясь: Марию Александровну Спиридонову, лидера левых эсеров. Это она постоянно критиковала большевиков, называя политику, проводимую Лениным, Свердловым и Троцким, «подлинной контрреволюцией». Это она назвала «красный террор», устроенный большевиками, «ничем не оправданным террором победителей против своего народа». Это она надеялась повернуть исторический процесс совсем в другую сторону. Однако у неё ничего не вышло.
Но в Петрограде была ещё одна Мария, которая занимала весьма ответственный пост – театральный комиссар Мария Андреева. При встречах с Маяковским, вторя Горькому, она ругала большевиков за то, что они проливают народную кровь. А подписывая декрет о создании «театраромантической драмы», в котором собиралась лицедействовать, как бы восклицала: «Отпустите меня к любви, к игре!»
Вот что написала о ней Зинаида Гиппиус:
«Пока для Горького большевики, при случае, были "мерзавцами " – выжидала и Марим Фёдоровна. Но это длилось недолго. И теперь – о, теперь она «коммунистка» душой и телом. В роль комиссарши, – министра всех театрально – художественных дел, – она «вошла», как прежде входила в роль на сцене, в других пьесах… У неё два автомобиля, она ежедневно приезжает в своё министерство, в захваченный особняк на Литейном, – «к приёму». Приёма ждут часами и артисты, и писатели, и художники».
Зачем именно такая «Дама» выведена в «Мистерии-буфф», Маяковский не объяснил. К тому же все персонажи «Мистерии» изъясняются стихами, до смысла которых (особенно, воспринимая их на слух) добраться довольно трудно. Поэтому сказать, кто именно послужил ей прототипом, очень нелегко.
Но возникает не менее резонный вопрос, а как встретило эту «революционную феерию» петроградское начальство – то, которое её заказывало? Иными словами, что сказала, прочитав пьесу, Мария Андреева? И как воспринял пьесу Горький?
Ведь «Мистерия» писалась для того, чтобы быть поставленной на сцене. А все вопросы, имевшие отношение к театру, решала Андреева. Значит, ей необходимо было показать написанное произведение в первую очередь. И Маяковский, надо полагать, своё творение в «особняк на Литейном» передал. А может быть даже, лично вручил в руки Марии Фёдоровны.
И что?
Так как никаких сведений о том, какой вердикт вынесла «театральный комиссар», до наших дней не дошло, можно предположить, что свои впечатления Андреева изложила устно, и что были они резко отрицательными.
Как должен был поступить отвергнутый драматург?
Искать тех, кому его пьеса придётся по душе.
И эти поиски начались.
Тем временем в связи с закончившимся летом Брики вернулись в ту же петроградскую квартиру, которую снимали до этого.
А Маяковский? Лили Брик написала:
«Осенью, после Левашова, Маяковский снял на улице Жуковского маленькую квартиру на одной лестнице с нами».
Аркадий Ваксберг уточнил:
«Маяковский снял бывшую комнату для прислуги – с отдельным входом на той же лестнице, где жили Брики».
И 27 сентября 1918 года в квартире Бриков была устроена публичная читка «Мистерии-буфф».
Революционная пьеса
Аркадий Ваксберг:
«… пьеса, которую Маяковский в присутствии наркома Анатолия Луначарского и ещё дюжины именитых гостей впервые читал на квартире Бриков 27 сентября…»
