Александра Толстая - ДОЧЬ
А через несколько дней, когда все утихло, ко мне, в мою хибарку, влетел начальник транспорта:
— Госпожа уполномоченная! Какой–то важный генерал приехал… Со свитой… Все военные. Просят вас.
Я выскочила и побежала к небольшой группе людей, окружавших приехавших, по–видимому, важных военных. Это был генерал–адъютант государя князь Юсупов, граф Сумароков—Эльстон. Я остановилась перед этой важной группой в полном смущении. Зачем приехали эти люди? Что им нужно? И что мне делать? Если бы мы находились в тылу, в светской гостиной, я бы не растерялась, подошла бы к генералу и попросту поздоровалась бы с ним. А здесь, на фронте, все делалось по–военному. Но генерал вывел меня из трудного положения, сразу же похвалил наш отряд и его работу по спасению отравленных газом и спросил меня, кто отличился из отряда в этой страшной атаке. Он тут же наградил, «именем Его Величества Государя Императора», Георгиевскими медалями разных степеней доктора, одну сестру, двух солдат и меня (медалью 2‑й степени) и сразу же после этого уехал.
Много лет прошло, а я помню, как будто это было вчера. Вначале, когда разрываются снаряды, из них идет какой–то грязный серо–коричневый дымок, и ничего не понимаешь. И вдруг ползет что–то похожее на густой туман.
— Вишней запахло! Вишней запахло! — кричат солдаты. «Маски! Маски!» — кто–то вопит из блиндажа.
Мы старались уберечь масками не только себя, но и лошадей.
Подруга нашего верного Рябчика, такая же большая и красивая, как он, только что ощенившаяся во время газовой атаки, спасла своих многочисленных щенят. Онз, ухватив их зубами по одному за шиворот, всю свою семью перетаскала на один из маленьких островков, образовавшихся в болоте около реки Вилии. Там стояла постоянная влага от воды. Влага эта не пропускала газов. Поняв это каким–то инстинктом, собака–мать спасла всех своих щенят.
Я ничего не испытала более страшного, бесчеловечного в своей жизни, как отравление этим смертельным ядом сотен, тысяч людей. Бежать некуда. Он проникает всюду, убивает не только все живое, но и каждую травинку.
Как часто тогда и теперь я вспоминаю своего отца.
В 1910 году отец собирался ехать на мирную конференцию в Стокгольм, но в последнюю минуту — раздумал и был рад, что не поехал.
Одна бессмысленная болтовня. Какой смысл во всех этих конференциях, бесконечных рассуждениях о мире, если не принять учения Христа и заповеди «не убий» как основной закон. Или необходимо добиваться полного разоружения всех стран, или продолжать то, что сейчас происходит: допущение орудий разрушения для защиты. Но где граница? У одной страны 50 000 войска, другая мобилизует армию в 100 000 для защиты страны, и так до бесконечности. И пока люди не поймут греха убийства одним другого — войны будут продолжаться.
А результаты войны? Падение нравов, революции.
НАЧАЛО КОНЦА
Уже в 1916 году в воздухе чувствовалась большая напряженность. В больших городах начались забастовки.
Пропало обычное русское добродушие, в воздухе висела скверная брань, люди толкались, отвечали неохотно и грубо на вопросы.
Пропало уважение к царской семье, пели частушки про Сашку и Николашку. Грязные и глупые, ни на чем не основанные сплетни об императрице Александре Федоровне росли. Рабочие распустились. То и дело в газетах писали о крушениях поездов; где–то, что–то назревало большое, неизвестное, страшное, страшнее войны…
А люди в тылу жили по–прежнему: наживались, с жадностью гоняясь за лишним рублем, беспечно веселились, читали газеты-Победы, поражения, «На Западном фронте без перемен». Военного министра Сухомлинова отдали под суд.
А в тылу события принимались легко, поверхностно-Точно люди были под гипнозом — не слышали, не видели, не понимали того, что происходит. Не видели темных грозовых туч, медленно ползущих и застилающих поверхность земного шара.
В отряде мы тоже жили своими маленькими интересами.
Было тихо. Изредка над нами пролетали аэропланы; раза два немцы обстреляли нас шрапнелью. Но никого не ранило. Шрапнель, разрываясь, противно визжала, и осколки ее, как на пружинах, подскакивали на крышах палаток. Как сейчас помню, поляк портной шил на машине около палатки. Когда осколки шрапнели стали падать около него, он спокойно и деловито перенес свою машину в другое место и продолжал работать.
Во всех трех летучках люди делали свое дело. Лечили больных, перевязывали раненых.
Но во второй летучке было неблагополучно. Врач издевался над царской семьей, критиковал режим и всегда косо и недружелюбно смотрел на меня, когда я к ним приезжала. Он был дружен с одной из сестер, и они постоянно о чем–то таинственно беседовали.
Впоследствии, после переворота, этот врач устроил целую большевистскую революцию во 2‑й летучке, и мне пришлось ее расформировать.
Вероятно, везде, во всех частях и отрядах были скрытые советские агенты, о существовании которых никто и не подозревал. Одним из таких крупных агентов, спрятавшимся под видом помощника уполномоченного, в нашем Всероссийском Земском Союзе был товарищ Михаил Фрунзе.
Много позже, после опалы Троцкого, Фрунзе был назначен главенствующей тройкой — Сталиным, Зиновьевым и Каменевым — военным комиссаром и до конца своей жизни был одним из виднейших членов коммунистической партии.
Никто никогда не узнает, отчего погиб Михаил Фрунзе. Умер ли он естественной смертью или, как говорили в Москве, был убит по приказу Сталина.
В Земском Союзе он вел себя скромно. В обществе уполномоченных в Минске, на Захарьевской, 63, его не принимали. Был он не свой, хотя и держал себя преувеличенно почтительно со всеми нами.
Молча, склонив голову, выслушивал распоряжения. «Слушаюсь, так точно…» И действительно, точно и аккуратно выполнял порученное ему дело. Его считали ничтожеством. Я не помню его лица. Такие лица ничтожных, бледных людей не запоминаются. В его лице не было ни характера, ни силы.
* * *Во второй части эпилога «Войны и мира» Толстой задает вопрос: «Какая сила движет народом?» И отвечает: «Единственное понятие, посредством которого может быть объяснено движение народов, есть понятие силы, равной всему движению народов».
«Если источник власти лежит не в физических и не в нравственных свойствах лица, ею обладающего, то очевидно, что источник этой власти должен находиться вне лица — в тех отношениях к массам, в которых находится лицо, обладающее властью.
Власть есть совокупность воль масс, перенесенная выраженным или молчаливым согласием на избранных массами правителей».
Власть? Но почему же народ избрал коммунистическую власть? Думаю, что ответ один и Толстой также на него ответил — отсутствие веры.
