Анонимный автор - Житие преподобного Паисия Святогорца
Диавол, видя подвижнический дух отца Аверкия, решил попробовать свалить его ударами не «слева», а «справа». Он стал внушать молодому иноку без рассуждения давить на себя, чтобы тот, растратив все свои силы, оставил духовную борьбу. И вот, как только уставший отец Аверкий, совершив несколько сотен земных поклонов, ложился на койку и пытался уснуть, диавол шептал ему: «Спишь? Вставай. Столько людей страдают, столько подвергаются опасности! Вставай и делай за них поклоны!» Отец Аверкий вставал и делал поклонов сколько мог. Но стоило ему снова прилечь, начиналось то же самое: «Такой-то человек болен, он нуждается в молитвах. А ты спишь? Встань и соверши о его здравии столько-то чёток». Арсений снова вставал и молился. Так продолжалось всю ночь. В конце концов лукавый довёл отца Аверкия до такого состояния, что он отчаялся и сказал: «Уж лучше бы я ногу сломал, чтобы не делать этих поклонов». Он дошёл до того, что и самый вид чёток вызывал у него самую настоящую дрожь. Позже преподобный старец вспоминал: «У меня было такое ощущение, словно Христос берёт меня руками за горло и пытается задушить. Но, конечно, это был никакой не Христос, а тангала́шка.[126] Христос не хочет от человека такого рода страданий. Подобная духовная депрессия и тревога – вещь сатанинская».
Желая освободиться от этого бесовского состояния, отец Аверкий обратился за помощью к игумену. Игумен посоветовал ему не давить на себя, но с рассуждением совершать столько молитв и поклонов, сколько может. После этого всякий раз, когда отца Аверкия начинала душить подобного рода тревога, он говорил себе: «Не можешь сделать триста поклонов? Ничего, сделай двести. Не можешь и двести? Сделай сто. И сто не под силу? Сделай пятьдесят. Нет сил даже на это? Ничего страшного: сделай три поклона Христу и один – Пресвятой Богородице. Четыре поклона – это так мало, что их в состоянии выполнить даже мёртвый». Так же он относился к количеству чёток. В какой-то момент он опустился до столь низкой планки, что в сутки совершал одну лишь чётку-сотницу. Три четверти этой сотницы, то есть семьдесят пять молитв, он посвящал Христу, а одну четверть – Пресвятой Богородице. Так прошло некоторое время, и тревога ушла. Сердце отца Аверкия снова согрелось, и по любочестию ему опять захотелось молиться и подвизаться больше положенного. Однако теперь он, как мудрый подвижник, притормаживал себя, опасаясь, что диавол опять может подтолкнуть его к подвигу сверх меры. Поэтому, когда у него возникало желание сделать что-то, выходившее за рамки канона, он осенял себя крестным знамением и говорил: «Христе мой, ты знаешь моё сердце». После этого он останавливался, чтобы, как сам говорил впоследствии, «уже не сомневаться». Так, держа духовное оружие правды в правой и левой руке,[127] инок Аверкий обучался искусству духовной брани, чтобы выигрывать сражения против многокозненного врага – диавола.
Служение с терпением и любовью
После того как отец Аверкий прошёл через основные монастырские послушания, игумен и Духовный собор назначили его помощником в столярную мастерскую обители. Старшим в мастерской был старец Исидор, монах с непростым характером. В лучшие времена в обители было шесть столяров. Сейчас остался один отец Исидор. После того как его сделали членом Духовного собора, он совсем перестал считаться с мнением других людей, даже игумена. Ни один брат не мог выдержать послушания под его началом дольше одной недели, поскольку вёл себя отец Исидор крайне грубо, а в работе совсем не имел терпения. Вот, к примеру, отец Исидор начинал делать окно. Окно не получалось, он нервничал, бросал работу на полдороге и брался за двери. С дверями тоже всё выходило не так, как он хотел, – тогда он опять нервничал, бросал начатые двери и лез чинить крышу. Большую часть работ он навсегда оставлял недоделанной, а то, что всё-таки доводил до конца, выходило сикось-накось. Отец Аверкий расстраивался, что работы выполнялись плохо, но ничего не говорил. Даже когда кто-то из других членов Духовного собора, разглядывая их очередное столярное изделие, с недоумением спрашивал его: «Как же вы могли так напортачить?» – он ничего не отвечал. «А чего отвечать-то? – думал отец Аверкий. – Что старец Исидор неправильно размеры снял? Какая будет польза от такого ответа? Лучше промолчу: глядишь – и отложится в мою копилочку у Бога монетка-другая».
Однажды пономарь попросил их изготовить киот для одной из аналойных икон. Отец Аверкий сделал киот с пазами, чтобы можно было закрывать икону стеклом. Как только эти пазы увидел отец Исидор, он начал кричать:
– Пазы! А зачем пазы?! Кто икону стеклом закрывает?!
– Буди благословенно, – ответил отец Аверкий и понёс киот без стекла пономарю.
Пономарь рассердился и воскликнул:
– Киот должен быть со стеклом! Где стекло, прельщённый олух?
– Благословите, – ответил отец Аверкий и пошёл к отцу Исидору за стеклом.
Но отец Исидор не захотел давать стекло и начал раздражённо кричать на отца Аверкия:
– Пойди и передай тому кто тебе сказал, что киот должен быть со стеклом, что он прельщённая кочерыжка! Нет, нет и нет: никакого стекла в киоте не будет!
Отец Аверкий долго ещё ходил от одного старца к другому, не говоря ничего, кроме «благословите» и «буди благословенно».
Помимо прочего, старец Исидор плохо видел, и потому делал разметку столярных деталей неточно. Но если отец Аверкий, заметив это, аккуратно спрашивал: «Геронда, а тут не криво размечено?» – старец Исидор отвечал: «Криво у тебя в голове размечено». А если отец Аверкий предлагал: «Геронда, благословите, я сам размечу?» – отец Исидор отвечал: «Рот закрой. Ты сам только одну вещь можешь делать – говорить «благословите» и "буди благословенно"». При такой работе много досок распиливалось неправильно и шло в отходы. Остальные куски отец Аверкий с большим трудом долго подгонял один к другому, пытаясь спасти их от печки и пустить в дело. Работа, которая могла быть сделана за день, под руководством отца Исидора обычно занимала дней пять.
Несмотря на то что в столярке одно мытарство сменяло другое, отец Аверкий каждый вечер клал перед старцем Исидором поклон и со многим смирением и благодарностью говорил ему: «Благословите». «Откуда мне знать, – думал отец Аверкий, – может быть, этот человек послан от Бога для того, чтобы мне помочь? Как же я могу не благодарить его за это?»
Кроме того, отец Аверкий объяснял происходящее так: «Он – мой благодетель. В Конице заказчики по два года ждали, пока я освобожусь, в то время как другие мастера из-за меня сидели без работы и денег. Сейчас я расплачиваюсь за эти грехи». Позже преподобный старец вспоминал: «О, какую же огромную пользу принёс мне этот человек! Он бил меня, как бьют о камни только что выловленного осьминога. Но этим битьём он очистил меня от всех скрытых во мне "осьминожьих чернил"».[128]
Несмотря на то что отец Аверкий очень уставал в столярной мастерской, он взял благословение помогать и на других послушаниях, ответственными за которые были пожилые или болезненные монахи. Часто, закончив дела в столярке, он приходил в трапезную, где мыл посуду, а из трапезной шёл помогать куда-то ещё. «Чем больше буду работать я, – думал отец Аверкий, – тем меньше устанут и измучаются другие. Стало быть, почему бы мне не потрудиться и не устать? В армии я рисковал жизнью, спасая других, а сейчас сдамся при виде тарелок и простыней? Там я шёл на жертву ради своих сослуживцев, людей мирских. Так что же, сейчас я не могу пожертвовать собой ради своих духовных братьев – монахов?»
Позже преподобный старец вспоминал: «Сколько я тогда всего успевал, летая с одной работы на другую! Я делал что-то, чтобы было легче одному брату, потом спешил сделать что-то другое, чтобы было легче кому-то ещё… Это давало мне огромные силы и огромную радость».
Духовная тонкость и чуткость отца Аверкия побуждали его к изобретению таких способов помощи другим, при которых сам он мог оставаться незамеченным. Иногда по ночам он тайком чистил отхожие места в монастыре. Когда утром начинали выяснять, кто это сделал, отец Аверкий называл имя одного брата, который уклонялся от послушаний и за это часто получал выговоры от членов Духовного собора. Этот брат, удивляясь, что его хвалят за дела, которых он не делал, задумался, что ему придётся за всё держать перед Богом ответ, и по любочестию решил впредь делать больше, чем было ему назначено рамками послушания.
А ещё отец Аверкий взял на себя заботу о двух храмиках, находившихся за монастырём. Они были дальше всех остальных, но он ходил туда каждый день, зажигал лампадки, поддерживал там чистоту и готовил всё необходимое для совершения Божественной Литургии. Отец Аверкий с детства отличался трепетным отношением к святыне, а также врождённым благоговением, унаследованным им от матери. Однако произошло событие, после которого он уже не мог приближаться ко святому алтарю без страха и трепета. На одном всенощном бдении он помогал пономарю. Когда служащий иеромонах, совершая проскомидию, произнёс слова: «Я́ко овча́ на заколе́ние веде́ся», отец Аверкий услышал с жертвенника звук, похожий на блеяние, а когда священник сказал: «Жрётся Агнец Божий», со святого дискоса донеслись звуки, похожие на то, как бьётся ягнёнок во время заклания. Как преподобный старец вспоминал позже, это событие привело его в трепет и изумление.
