Борис Соколов - Двуликий Берия
Если посмотреть на это дело с позиций сегодняшнего дня, то ничего необычного в случае с докладом об истории большевистских организаций Закавказья нет. Уже Хрущеву, Брежневу, Андропову и Черненко, это теперь точно известно, речи писали коллективы «спичрайтеров», официально именовавшихся «консультантами». Правда, Сталин как будто свои речи писал сам. Но где гарантия, что, например, тому же Маленкову или Жданову не помогали в написании докладов и речей помощники и другие сотрудники аппарата. А Берии наверняка создавать бессмертный доклад помогал не один Бедия, а целый коллектив Грузинского ИМЭЛа. При желании подобное же обвинение можно было предъявить если не всем, то многим из обвинителей «лубянского маршала». Но против Лаврентия Павловича годилось все, что попадалось под руку, поскольку основное обвинение в заговоре даже ложными показаниями подтвердить было довольно затруднительно. Ни прокурор, ни его партийные наставники не смогли даже сколько-нибудь правдоподобно придумать сценарий «бериевского переворота». Расстрелять же Бедию могли вовсе не из-за книги, и даже не за связь с правыми, а, так сказать, по должности, — Сталин и Ежов выводили в расход большинство чиновников уровня завотделом республиканского ЦК или обкома партии. Берия же, наверное, не имел никакого желания вычеркивать из расстрельного списка болтливого соратника.
Как признает Андрей Сухомлинов, один из немногих исследователей, кому посчастливилось работать со следственным делом Берии, «в уголовном деле я насчитал около 30 протоколов допросов, составленных лично Руденко. Явление уникальное. Нынешние генеральные прокуроры в допросах практически не участвуют…»
Сухомлинов также утверждает, что «в штабе (Московского военного округа. — Б. С.) даже не смогли сфотографировать его, Берия, как положено — в анфас и профиль. Ограничились комическим фото штабного фотографа. Дактилоскопирование, т. е. получение образцов отпечатков пальцев, — обязательная процедура в МВД при аресте — также не производилось». Писательница Елена Прудникова высказала обоснованное предположение, что фото Берии просто изъяли из семейного альбома Берии во время обыска, а затем поместили в дело.
По словам Сухомлинова, «материалы дела пестрят противоречиями… Берия говорит, что список на расстрел 25 человек в 1941 году готовили Меркулов и Кобулов, а последние заявляют, что это не так. Церетели и Миронов показывают, что жену полпреда Бовкун-Луганца убил молотком Влодзимирский, а Влодзимирский говорит, что этого не делал. Кобулов вообще ничего «не помнит».
В этих случаях по закону для собирания и последующей оценки доказательств проводятся очные ставки. Ничего сложного здесь нет. Тем более все обвиняемые в одном городе. Берется охрана, сажаются в кабинете друг против друга два допрашиваемых, и им поочередно задаются контрольные вопросы. Составляется протокол. Это очень важное и нужное следственное действие… Так вот, по делу Берия очных ставок вообще не проводилось. Такого следственного действия для Руденко «не существовало». Мне думается, что это нарушение было допущено умышленно. Следствие считало все доказанным и без проведения очных ставок… По этой же причине в деле нет ни одной экспертизы, ни одного следственного эксперимента, не применялась судебная фотография. Сплошные упрощенчество и примитив. Это первое.
Второе. Все эпизоды преступной деятельности Берия расследованы поверхностно, без глубокого исследования необходимых обстоятельств. Допустим, по притянутому «изнасилованию» Ляли Дроздовой. Она показывает, что в 1949 году «попала в особняк Берия». Как это попала? Зачем и почему? Не выяснено. Далее она же, впрочем, как и некоторые другие потерпевшие, показывает, что «Берия совершил изнасилование». Записано так: «Он меня изнасиловал». А как и что он делал конкретно — об этом ни слова. А нужно, отбросив стыдливость, с использованием знаний физиологии и гинекологии… подробно разбираться — что, где, когда, как, куда, зачем и почему. Об этом знает каждый начинающий следователь… Почему так поверхностно велось дело?
Отвечаю — судьба Берия и остальных была предрешена. Оставались формальности.
Но сколько-нибудь здравомыслящего читателя тезис о том, что многочисленные нестыковки и отступления от правил следственного производства в деле Берия объясняются исключительно убежденностью следователей в его виновности, не слишком впечатляет. Следователь очень часто бывает убежден в виновности подследственного, но чтобы убедить в этом суд, и протоколы пишет, и экспертизы назначает, и фотографии подследственного анфас и в профиль делает, и отпечатки пальцев снимает. А в деле Берии ничего этого нет. Ну не странно ли это?
Как признает Сухомлинов, само дело на 90 процентов состоит не из подлинных документов и протоколов, а из машинописных копий, заверенных майором административной службы ГВП (Главной военной прокуратуры. — Б. С.) Юрьевой. Где находятся оригиналы, можно только догадываться. Ни один прокурор не позволит представить ему дело без оригиналов. Это неписаное правило прокуратуры. И нарушил его Руденко».
А действительно, почему в деле нет оригиналов допросов того же Берии? Неужели Хрущев и Маленков захотели взять их себе на память и вытребовали их у Руденко? Или, что вернее, многих оригиналов в природе вообще не существовало, а копии, лежащие в деле, были сфабрикованы Руденко и его подручными. Далее, опираясь на тексты опубликованного сегодня подавляющего большинства протоколов допросов Берии, мы постараемся этот тезис доказать. Хорошо известно, что копию документа гораздо проще подделать, чем его оригинал. Те же реальные протоколы допросов Берии наверняка подверглись впоследствии серьезному редактированию. Оригиналы же, скорее всего, за ненадобностью уничтожили. Что же касается протоколов допросов других подследственных — Меркулова, Богдана Кобулова и прочих (а все эти допросы, вне всякого сомнения, имели место в реальности), то и они в большинстве случаев подверглись существенному редактированию, и потому также представлены в деле Берии почти исключительно копиями.
Также по словам Сухомлинова, все показания в судебном присутствии даны в копиях, причем далеко не первых. Он особо подчеркивает, что «по правилам судебного делопроизводства во всех уголовных делах, на каком бы уровне они ни рассматривались, оригинал приговора должен храниться в материалах дела и должен быть подписан всеми членами суда.
В нашем же деле оригинала приговора нет. Куда его отправили, можно только догадываться, а машинописная копия приговора судьями не подписана. Написано «верно», стоит печать Военной коллегии Верховного суда СССР и подпись полковника юстиции Мазура, который возглавлял группу секретарей. С точки зрения судебного делопроизводства все неправильно. Уверен, в делопроизводство суда опять вмешалась «инстанция».
