Татьяна Рожнова - Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [Только текст]
В Арапово, тамбовском имении своих родственников (одноименном пензенскому), скоропостижно скончалась от приступа астмы 43-летняя внучка Поэта — Надежда Александровна Пушкина.
Ее двоюродная сестра Н. И. Арапова (1871–1949), дочь Марии Устиновны и Ивана Петровича Араповых, вспоминала: «Надежда и Вера Александровны Пушкины — родные внучки поэта, дочери его сына Александра Александровича. Обе были мои большие приятельницы, росли вместе, играли, вместе поступили в гимназию в один класс и окончили свое образование в одно время, каникулы они проводили у нас в Арапове. Зимами мы жили в Петербурге и часто бывали друг у друга»{1141}.
Тетка Н. И. Араповой — Екатерина Устиновна, была женой дяди умершей сестры — Павла Александровича Ланского. А он, в свою очередь, был братом Софьи Александровны Ланской — матери Надежды Александровны Пушкиной, о последних годах жизни которой писала и правнучка Александра Сергеевича Пушкина Наталья Сергеевна Шепелева:
«В тяжелую годину первой мировой войны… Надежда Александровна взяла на себя подвиг сестры милосердия, в полном смысле этого слова, и хотя на фронте не была, работала сверх сил… В 1915 году Надежда Александровна, совершенно больная и переутомленная, уехала в село Арапово Тамбовской губернии. Там, в имении дорогих ей Ланских, она скончалась и была похоронена в их фамильном склепе»{1142}.
Похоронили Надежду Александровну рядом с бабушкой и дедом М. М. Бушека, а внучка последнего, Галина Алексеевна Черевко, рассказывала впоследствии авторам этой книги, что «в годы революции склеп Араповых был разграблен, а с моего прапрадеда Петра Устиновича Арапова даже сняли хромовые сапоги».
7 июля 1915 года
На 81-м году жизни умер племянник Пушкина, Лев Николаевич Павлищев. Детей у него так и не было, несмотря на его второй брак. Последние годы он жил в собственном маленьком доме в Лесном, на окраине Петербурга. Похоронен на Богословском кладбище.
* * * 1915 год * * *Младший сын А. П. Араповой, внук Натальи Николаевны, — «Анди» (Андрей Иванович Арапов), адъютант великого князя Михаила Александровича, переехал из дома на Караванной, 14 в дом на Сергиевской, 31.
1 марта 1917 года (то есть вскоре после Февральской буржуазно-демократической революции) великий князь Михаил Александрович отправил телеграмму брату, императору Николаю II:
«Забыв все прошлое, прошу тебя пойти по новому пути, указанному народом. В эти тревожные дни, когда мы, все русские, так страдаем, я шлю тебе от всего сердца этот совет, диктуемый жизнью и моментом времени, как любящий брат и преданный русский человек»{1143}.
2 марта 1917 года
Поздно вечером Николай II подписал Манифест об отречении от престола:
«…В эти решительные дни в жизни России почли Мы… за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с Себя Верховную власть. Не желая расстаться с любимым Сыном Нашим, Мы передаем наследие Наше Брату Нашему, Великому Князю Михаилу Александровичу и благословляем Его на вступление на Престол Государства Российского…»{1144}.
В тот же день Николай II отправил личную телеграмму:
«Петроград. Его императорскому Величеству Михаилу II.
События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить, остаюсь навсегда верным и преданным братом… горячо молю бога помочь тебе и твоей Родине.
Ники»{1145}.
3 марта 1917 года
В 6 часов вечера был подписан следующий Манифест:
«Тяжкое бремя возложено на меня волею брата моего, передавшего мне императорский всероссийский престол в годину беспримерной войны и волнений народа.
Одушевленный со всем народом мыслью, что выше всего благо родины нашей, принял я твердое решение в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому и надлежит всенародным голосованием через представителей своих в Учредительном собрании установить образ правления и новые основные законы государства Российского.
Призываю благословение Божие, прошу всех граждан державы российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всей полнотой власти впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа.
Михаил»{1146}.
Это был первый и последний Манифест великого князя Михаила Александровича, царствовавшего лишь один день и ставшего, по существу, последним российским императором.
23 марта 1917 года
Газета «Русское слово» сообщала:
«Сегодня в кабинете директора пушкинского музея, помещающегося в здании Александровского лицея, обнаружена кража ценных вещей, сохранившихся со времени Пушкина. Среди похищенных вещей находится золотой перстень, на камне которого была сокращенная надпись на древнееврейском языке»{1147}, — Иначе говоря, был украден талисман Поэта.
Когда-то Пушкин, обращаясь к этому перстню, подаренному ему на счастье графиней Е. К. Воронцовой, как заклинание, начертал незабываемое: «Храни меня, мой талисман…»
К сожалению, этот талисман не уберег нам Пушкина, как и мы не сберегли его талисман…
24–25 октября 1917 года
В России произошел октябрьский переворот.
Вскоре после этого дочь Пушкина Мария Гартунг приехала в Петроград и остановилась у своей сестры А. П. Араповой, которая по-прежнему снимала квартиру на Французской набережной, 18. Как и прежде, в трудные времена дети Натальи Николаевны старались держаться вместе и сообща решать вопросы, которые ставила перед ними жизнь.
Постоянно проживая в доме своих родителей на Караванной улице, 17-летняя «Мара», Мария Петровна Арапова, часто навещала бабушку Александру Петровну на Французской набережной. Впоследствии сын М. П. Араповой — Александр Павлович, писал:
«Мать рассказывала о своих родственниках — детях Пушкина. Она была лично знакома с Марией Александровной и Григорием Александровичем, передавала детские впечатления от встреч с ними»{1148}.
И если своего двоюродного деда, Г. А. Пушкина, Мария Петровна могла запомнить лишь в общих чертах, так как видела его в пятилетнем возрасте, то в свои 17 лет она запомнила М. А. Гартунг лучше: по ее словам, она всегда была «подтянутой, веселой и неунывающей».