Куртис Кейт - Антуан де Сент-Экзюпери. Небесная птица с земной судьбой
Он начал письмо с объяснений, почему отказался стать сторонником Де Голля во время своего пребывания в Соединенных Штатах в годы изгнания. Он считал, что от француза за границей требовалось выступать в роли свидетеля в пользу своей страны, а никак не против нее. «Пусть меня осуждают как «фашиста» члены «единственной партии» (он подразумевал, конечно, голлистов), но я нарушил молчание только дважды: написав «Полет на Аррас» и затем большую статью в «Нью-Йорк таймс» о необходимости объединения и примирения всех французов во время событий в Северной Африке.
Прав я или нет, но я продолжаю видеть спасение моей страны не в кровавой чистке, развязанной фанатиками «единственной партии». Будущее величие моей страны не может основываться на роковой идеологии Европейского блока, где Франция, связанная с 80 миллионами немцев и 160 миллионами славян, играла бы всего лишь роль их немощного сателлита. Так же как во имя спасения Северной Африки я отказался критиковать политику государственного департамента в отношении его представительства во Франции, так ради моей страны я отказываюсь связывать себя с любой кампанией недоверия к будущему франко-англо-американскому союзу. Прав я или нет, но я считаю, что это – единственный шанс на спасение».
«Этот шанс, – продолжал Сент-Экс, – оказался благоприятным и для нас, позволив восьми пилотам моей авиагруппы работать в сотрудничестве с вашими пилотами авиагруппы под командованием Рузвельта. Я еще напишу другой «Полет на Аррас». В нем я буду отстаивать дорогие мне истины. Но чтобы моя книга производила правильное впечатление, нам, летчикам, следует принять участие в ваших боевых вылетах, и как можно скорее. Есть вещи, которые я смогу произнести только возвратившись со своими товарищами после выполненного задания в Италии или Франции. И меня станут слушать лишь в том случае, если мы с товарищами будем сами рисковать жизнью ради наших идей. Если я не приму участия в войне, мне остается только хранить молчание».
В конце письма он предложил Мэрфи пригласить полковника Рузвельта присоединиться к ним (Мэрфи и Сент-Экзюпери) и майору Пьешону (другому французскому майору) и всем вместе отобедать, поскольку «наши духовные интересы совпадают».
Просьбу встретили благосклонно, и уже через несколько дней французским летчикам выдали первые индивидуальные надувные спасательные куртки и шлюпки и сообщили о скорой переброске их в Тунис для участия в активных действиях. 22 июня Сент-Экса и Франсуа Ло (заместителя командира отделения) представили к званию майора, и все эти хорошие новости отпраздновали на следующий день необыкновенно жизнерадостным банкетом в Ла-Соума (пригород Алжира). Звучали солдатские песни, причем намного более непристойные, чем когда-либо.
Все это принесло утешение Сент-Экзюпери, но лишь частично. Поскольку в том ядовитом котле заговоров и интриг, каким стал к тому времени Алжир, напряженность отношений обострялась донельзя и братоубийственные удары в спину сыпались один за другим. Первым шагом, предпринятым генералом Катру, лишь недавно назначенным генерал-губернатором Алжира, оказалось изгнание Жана Риго, одного из членов «Комитета пяти» гражданских жителей, оказывавшего содействие Роберту Мэрфи и его коллегам в подготовке высадки в Северной Африке. Другого члена этого просоюзнического комитета, Жака де Сент-Ардуэна, в итоге лишили его автомобиля. Генерал Леклерк решительно требовал массовой чистки «предателей» (то есть всех тех, кто не присоединился к Де Голлю еще в 1940 году), к ужасу Жиро, справедливо заметившему, что для этого придется установить гильотину на площади в деревне во Франции. На это грубый кавалерист ответил: «Это, несомненно, было бы прекрасно, мой генерал!»
Чтобы не отстать, другие офицеры-голлисты занялись организацией débauchage[27] подразделений Жиро. Соблазненных обещаниями немедленного продвижения по службе, лучшей оплаты и даже участия в первой же высадке на землю Франции (только под знаменем Де Голля) офицеров и солдат тайком вывозили из Алжира на грузовиках к месту с весьма многообещающим названием «Ущелье дикой женщины», где переодевали в новую форму и выдавали новые удостоверения вооруженных сил «Свободной Франции». Сент-Экзюпери уже видел, как применялись подобные методы в Нью-Йорке и Касабланке. Все тот же почерк теперь наблюдали в Алжире, где Де Голль чувствовал себя в своей тарелке и явно владел ситуацией.
Вот как описал тот период Кеннет Пендар в чарующей книге «Приключение в дипломатии»: «Я помню, какие ожесточенные споры это вызывало в союзническом клубе в старом мавританском дворце, куда стекались все алжирские сплетни. Генерал Бетуар, тот, кто старался помочь нам в нашей высадке в Марокко, и покойный Антуан де Сент-Экзюпери, известный летчик и писатель, с отчаянием наблюдали вражду двух соперничавших между собой французских армий, и это в тот момент, когда саму Францию оккупировал ее самый безжалостный враг». Пендар, проживший эти напряженные дни с ощущением растущего недовольства собственными руководителями (не сумевшими применить указания Самнера Уэллеса держаться твердой линии в отношении Де Голля), отлично понимал их настроение. Так велико было отчаяние Сент-Экса при виде французских солдат, пререкавшихся между собой из-за каждой мелочи, что на одном из завтраков в союзническом клубе Пендар заметил, как он безуспешно пытался сдержать слезы, струящиеся по щекам.
Трагический несчастный случай усугубил и без того мрачное настроение Антуана. Группа как раз получила приказ перебазироваться в Тунис, и Гавуаль уже отправился вперед, подготовить площадку, когда 28 июня Жюль Ошеде, имевший намного больший список боевых вылетов, чем любой другой среди пилотов, разбился над морем у мыса Матифой во время тренировочного полета на «Р-38». Как позже вынужденно признавался полковник Карл Полифка, «лайтнинги», выделенные для французских летчиков, были «изношенные в боях, не годные к полетам машины». Да и как иначе объяснить, что такого закаленного в небе пилота, как Ошеде, могла постичь столь неожиданная судьба. Вся авиагруппа собралась на похороны, присутствовали и два генерала, и Сент-Экзюпери, для которого эта потеря стала еще одним ударом меча по сердцу.
В начале июля отделение, теперь обозначенное как «4-е соединение» в NAPRW (Северо-Африканское крыло аэрофотосъемки), переместилось на аэродром Ла-Марса, недалеко от Туниса и развалин древнего Карфагена. Пилотам предоставили виллу на берегу и приятное общество очаровательной мадам Маст, жены французского генерала, разработавшего план захвата Алжира союзниками с минимальным кровопролитием (в отличие от кровавого месива, получившегося в Касабланке). По единодушному решению ее избрали «maraine», или крестной матерью, авиагруппы, чести которой она пыталась соответствовать с намного большим рвением, чем Мари Бель.
