Куртис Кейт - Антуан де Сент-Экзюпери. Небесная птица с земной судьбой
Разница между двумя французскими лидерами сразу же бросалась в глаза. В отличие от Жиро, чьи отъезды и приезды, да и передвижения по городу оставались незамеченными, поскольку он повсюду перемещался на транспортном средстве, которое было «непретенциозным и столь французским, совсем как парижское такси» (если цитировать Кеннета Пендара), Де Голль с помпой отправился на Форум возложить венок у Монумента павшим. Несколько тысяч голлистов мобилизовали по этому случаю (возможно, столько всего собралось их в Алжире того периода), и их активность вылилась не только в раздачу значков и фотографий генерала. Одик, бродивший вокруг площади в штатском, внезапно оказался окруженным тремя или четырьмя голлистами, засовывавшими ему в руки банкноты. «На, возьми это и покажи немного энтузиазма!» Генерал отклонил предложение, но после этого не слишком удивлялся, слыша, как толпа принимается энергично скандировать: «Наш вождь – Де Голль!» – подчиняясь не совсем стихийному порыву. Удовлетворенный столь гладко организованным «триумфом», Де Голль сел в автомобиль и горделиво вернулся в свою виллу на холме, в сопровождении шумного эскорта из мотоциклов (к этому Жиро вообще никогда не прибегал).
То, в чем Сент-Экзюпери (как и Шамбре, Одик и другие) безуспешно пытался уверить Жиро, теперь стало осуществляться. Искры полетели на первом же заседании комитета, основанного в качестве временного органа по охране соблюдения национальных интересов Франции. Де Голль начал с ультиматума провести чистку «лиц, занимавших должности при правительстве Виши», начиная с Марселя Пейрутона, генерал-губернатора Алжира. Генерал Жорж, которого британская разведка тайно вывезла из Франции по особому распоряжению его друга Уинстона Черчилля, с горячностью ринулся на защиту человека, чье единственное преступление состояло в желании продолжать сражаться в Тунисе в 1940 году и кто позже, в качестве министра внутренних дел Петена, приказал арестовать Пьера Лаваля. Внутреннее Сопротивление? Де Голль утверждал, будто хорошо информирован о состоянии дел. Жорж знал кое-что об этом, поскольку покинул Францию через два года после лидера «Свободной Франции». Имела значение лишь та Франция, которая не состояла только из препирающихся между собой групп Сопротивления. Многие из них настолько погрязли в выяснении отношений, вызванном завистью и ревностью, что не гнушались выдавать друг друга оккупационным властям. «Есть одна Франция, и она не принадлежит ни петенистам, ни голлистам, ни жироистам. Все мы едины, и роднит нас одна и та же ненависть к врагу. И мы обязаны достичь такого единения, такого союза».
Подобными же словами Сент-Экзюпери призывал французов к единству в Нью-Йорке, но они возымели не большее действие на ледяную глыбу Де Голля, чем «Военный летчик». Пейрутон, в качестве умиротворяющего жеста, предложил свою отставку, попросив лишь позволить ему отправиться на фронт пехотным капитаном запаса. Отставку Де Голль принял с удовольствием, а его эмиссары успешно перехватили послание, предназначенное для Жиро, к глубокому негодованию последнего.
На сей раз, похоже, Де Голль зашел слишком далеко, и Жиро, казалось, не смог этого вытерпеть. Внезапно улицы Алжира наполнились грохотом американских танков, французские подразделения, размещенные вокруг города, были поставлены под ружье, а охрана вокруг Летнего дворца усилена. В течение нескольких часов все висело на волоске, так как самые решительно настроенные против Де Голля стремились развязать путч, нацеленный на арест Де Голля, и высылку его в Браззавиль или в другое отдаленное место – план, почти открыто одобренный Рузвельтом и Саммером Уэллесом. Но Жиро, не желая вести себя как «фашист», в чем его долгое время обвиняли голлисты, упустил возможность дать роковой приказ в критический момент. Мечты о путче, который готовился в арабском кафе недалеко от Летнего дворца, развеялись как дым и остались только в памяти да таинственных слухах, бродивших по городу еще некоторое время после того дня. Пейрутону позволили выйти в отставку, и занявший его место генерал Катру, уже поставил свои пять звезд двум генерала Де Голля. Дабы продемонстрировать свою искреннюю благодарность Жиро за его выдержку и благородство, голлисты начали кампанию по распространению слухов, исподволь внушая всем, будто генерал Жорж, в ком они теперь признали врага, прибыл в Северную Африку в качестве секретного агента Германии.
На следующий день (4 июня) Сент-Экс наконец-то получил возможность оставить отравленный политикой город с разрешением, которого он так отчаянно ждал. Он вновь появился в Уджде с сияющей улыбкой. И этого было достаточно, чтобы его товарищи сразу поняли: отныне он официально восстановлен в рядах эскадрильи «Аш».
Получение повторного назначения в бывшую его эскадрилью не оказалось бы столь сложным, если бы не совпало с заменой старых машин «Блок-174» на локхидовские «лайтнинги», которые полковник Рузвельт предложил французам. Американские инструкторы обучали их пилотированию «Р-38», гораздо более сложной и напичканной большим количеством приборов машиной по сравнению с «блоком», освоенным Сент-Эксом три года назад. В Орконте ему доставило удовольствие поразить бесхитростного фермера, в доме которого его расквартировали, вопросом: «Как вы думаете, сколько приборов и рычагов мне приходится контролировать в полете?» И сам же ответил – 83. На «лайтнинге» это число приближалось к 200. Два двигателя снабжались топливом из шести топливных баков, причем каждый открывался и закрывался особым рычагом. Два из них были подвесными, они использовались для разгона самолета по взлетной полосе и при наборе высоты сбрасывались на обратном пути, чтобы облегчить самолет. Каждый двигатель был оборудован роторным компрессором, который включался автоматически на высоте около 11 тысяч футов, чтобы поддерживать постоянное давление в воздухозаборнике, а вытягивая дроссель, пилот мог увеличивать воздушное давление еще выше, чтобы придать своему «лайтнингу» дополнительное ускорение – 450 миль в час в горизонтальном полете, что позволяло уйти от неожиданно появившегося немецкого истребителя.
Летом Уджда испепеляла жаром пустыни, и это лишь прибавляло мучений пилоту, нагруженному до предела. На одну только процедуру усаживания в кабину уходило добрых пять минут, причем ни один пилот не справлялся с этим самостоятельно, без посторонней помощи. Утепленный летный костюм, необходимый для защиты от высотного холода, изготавливался из подбитого ватой и простеганного шелка, не слишком тяжелого, но поверх него надевали комбинезон, карманы которого наполнялись карандашами, резинками, логарифмическими линейками, блокнотами (связанными между собой веревкой), картами на шелковой основе, продуктовым пайком и даже иностранной валютой, позволявшей пилоту не бедствовать в случае, если он совершит вынужденный прыжок с парашютом. И, в дополнение к этому, следовало прикреплять на себе надувной спасательный жилет, разработанный специально для летчиков (вдруг он выбросится с парашютом прямо на воду), револьвер системы Кольта (чтобы защититься от нападения немцев), аварийный кислородный баллон, закрепленный на левой голени, трубка которого присоединялась к кислородной маске для предохранения летчика от потери сознания во время первой тысячи футов его падения.
