Ольга Елисеева - Екатерина Великая
Как же получить озарение? Вслед за гностиками II–III веков розенкрейцеры утверждали, что можно познать таинственный смыл Библии путем мистического слияния с божеством. Для этого следует посвятить себя наукам «божественного происхождения»[1588]. «Откровенная религия доступна лишь магам и каббалистам», — писал Шварц. Это «избранные люди», о которых речь шла еще у Бёме, называвшего пророка Моисея первым магом. «Магия, — рассуждал Шварц, — и есть та божественная наука, с помощью которой маги познают истинный натуральный свет и натуральный дух. Маг — это тот искатель истины, с которым натура говорит обо всех тварях через своего духа и показывает свою сигнатуру»[1589].
«Братья» не хотели ждать, пока Бог пошлет им озарение. Путем магических таинств они старались «вызвать» Бога к себе и понудить Его к откровению. В свободном волеизъявлении было отказано Тому, кто наделил человека свободой воли.
Возможно, рассуждения Шварца испугали Новикова. Увлечение «божественной наукой алхимией» среди московских масонов показалось издателю «несоразмерным». В своей переписке с петербургскими «братьями» он доказывал, что истинное масонство должно заниматься благотворительной деятельностью и просвещением. Из-за разности позиций у Новикова со Шварцем начались серьезные трения. В 1784 году последний внезапно умер, его сменил барон Шрёдер, присланный из Берлина. С ним отношения просветителя обострились еще больше.
И сразу же, как по команде, на Новикова посыпались неприятности из Петербурга. В 1784 году Комиссия по заведению в России народных школ пожаловалась на Николая Ивановича за публикацию двух учебников в обход исключительного права, которым она располагала. Учебники были изъяты, а Новиков выплатил неустойку[1590]. Обычная издательская практика? Однако в том же году внимание императрицы намеренно обратили на «ругательную» «Историю ордена иезуитов», которую начал публиковать Николай Иванович в «Прибавлениях к Московским ведомостям». В «Истории ордена…» Екатерина усмотрела резкие выпады не только против монашеского братства, но и против христианской Церкви вообще, в которой, по словам Новикова, «не так вере учат, как надо». Екатерина направила полицмейстеру Н. П. Архарову указ изъять книгу из печати. «Дав покровительство наше сему ордену, не можем дозволить, чтобы от кого-либо малейшее предосуждение оному учинено было»[1591], — писала она.
Подобным образом цензурный устав защищал все религиозные институты в стране: православные, мусульманские, католические, лютеранские. И снова Новиков пострадал за намеренный обход законодательства. Но главные удары были нанесены издателю не извне, а изнутри ордена. Шрёдер видел в нем сильного соперника в борьбе за влияние на московские ложи. С помощью прусских «начальников» он постарался расчистить себе дорогу и обвинял издателя в «охлаждении к ордену». Реакция из Берлина была немедленной. В 1786 году у Николая Ивановича в наказание за то, что он не «упражняется в упражнениях ордена», забрали все подчиненные ему ложи[1592].
Это был тяжелый удар, совпавший с болезнью Новикова. В письмах Шрёдеру он просил прощения за «гордыню», «умственность», недостаток смирения по отношению к «милосердным отцам и высокочтимым начальникам ордена», говорил, что не в силах спастись без их мудрого руководства. Вспоминается полемика, которую вел издатель с Екатериной, и тот хлесткий тон, которым описывалась «прабабка наша „Всякая всячина“». Ничего подобного «отцы ордена» не позволяли. Когда-то императрица даже поощряла журналистскую вольность, но в конце 1780-х годов над головой Новикова уже сгущались тучи правительственного недовольства.
«Противу-нелепое общество»До начала 1790-х годов, то есть в течение почти всего своего царствования, Екатерина терпимо относилась к масонству как к духовному течению. Это не исключало ее резких выпадов против кого-либо из адептов, например Калиостро, или попыток пресечь политическую «инфлюэнцию» иностранного двора (прусского, шведского) посредством насаждения в России «дочерних» лож. Как здравомыслящий монарх императрица не могла позволить своим подданным приносить присягу кому-то, кроме нее. В указе по делу московских мартинистов государыня, среди прочего, вменяла им в вину, что «мимо законной, Богом учрежденной власти дерзнули они подчинить себя герцогу Брауншвейгскому, отдав себя в его покровительство и зависимость». Но само по себе масонство — модное развлечение скучающих аристократов — беспокоило ее весьма мало.
Когда наша героиня взошла на престол, ее окружало множество адептов разных систем — Панины, Воронцовы, Чернышевы, Мелиссино, Голицыны, Трубецкие, Елагин, Щербатов. В Кёнигсберге масонскую ложу посещал Григорий Орлов, а его брат Алексей позднее общался с графом Сен-Жерменом и называл последнего «дорогой учитель». Свергнутый с престола Петр III был приверженцем прусского масонства и собирал ложу в Ораниенбауме. Во время переворота 1762 года члены ордена оказались на обеих сторонах.
Судя по действиям Екатерины в первые годы царствования, она не так плохо разбиралась в различных системах, как обычно считают. Или у императрицы были сведущие советники. Царица не могла в полной мере полагаться на членов «берлинской» ветви, так как их главой был Фридрих II. То же можно сказать и о приверженцах «шведской» — бароне И. А. Корфе и Н. И. Панине, долгое время находившихся в Стокгольме на дипломатической службе и вошедших там в орден. Екатерина сделала ставку на «национальные», подконтрольные правительству ложи сравнительно безопасной «английской» системы.
Место провинциального великого мастера занял ее старинный помощник и друг И. П. Елагин, который с самого начала не приветствовал возрождавшийся в масонстве дух «тамплиерства» и «рыцарства». В одной из пьес он даже высмеял Жака де Моле, последнего магистра храмовников, сожженного в 1307 году Филиппом Красивым. Елагин метил в немецких и шведских «братьев», которые видели в гроссмейстере мученика и считали себя продолжателями его дела.
Однако сторонники рационализма и британской простоты недооценили тягу русского образованного сословия к таинственному, замысловатому, обособленному от государственного патронажа. Духовная свобода обреталась «братьями» на извилистых и затененных путях рыцарей храма. «Каждый год соотношение сил между различными масонскими системами в Европе менялось, — пишет современный исследователь ордена. — В германских государствах было заметно влияние масонства „шведского“. Скрытое противодействие двух центров — Берлина и Стокгольма — серьезно влияло на дипломатию европейских государств и на борьбу различных придворных группировок. Не стала исключением и Россия»[1593].
